Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем можно разговаривать с этими трусливыми тварями, сарр Клименсе⁈ — Евдай всем своим видом показывал недовольство.
— Знаете, что с ними будет, если они замарают руки кровью? Бессрочная каторга. Но скорее всего повесят. Особенно в том случае, если народ потребует от власти решительных мер, и ее кампания будет в самом разгаре. Сколько сейчас таких банд?
Встреться мы в другой ситуации, главный у дезертиров вызвал бы у меня симпатию. Широкоплечий мужик, с пышными усами и проницательным взглядом серо-голубых глаз на в чем-то породистом лице. Подводил его подбородок: маленький. Потому рот казался чересчур низко, и на его месте я обязательно бы отпустил бороду. А так свисающие вниз кончики усов лишь акцентировали внимание.
— Ну и чего бы вы хотели? — разговор начал он. Чтобы со смехом обратиться к своим. — Сдается мне, этот человек желает прочитать нам проповедь! Иначе, как его понимать?
— Держите.
Кошель я бросил человеку с ним рядом. Когда тот открыл горловину, его не хватило на большее, чем издать нечленораздельный звук. Банкноты в Ландаргии ходят наравне с золотом, но в подобных глухих местах отношение к ним все еще недоверчивое, и мой выбор был очевиден.
— Этого будет мало, — заглянув в кошель, главарь попытался вернуть себе лидирующее положение в разговоре.
— Достаточно для того, чтобы вы избежали виселицы.
Когда мы возвращались назад, Евдай то и дело на меня поглядывал.
— Вы спрашивайте-спрашивайте, не томите себя.
— Сарр Клименсе, но почему⁈ Они — предатели!
— Помните того, что стоял справа от главаря? Высокий, тощий, глаза у него светлые и слегка косят.
— Внимания не обратил.
— Не суть. Так вот, через два поколения у него родится потомок. Возможно, такой же трусливый, как и его предок, но, когда вырастет, то станет знаменитым на весь мир лекарем. Он даже неизлечимые болезни будет лечить.
— Да ну⁈ — Евдай смотрел на меня, и он верил в то, что я говорил.
— Шучу. Но, тем не менее, шанс есть. Если их всех повесят, этого точно не произойдет. Кстати, почему задержались?
— Они спросили кто вы и как ваше имя.
Дальше мы возвращались молча. Высоко в небе пели птицы, пахло полевыми цветами и лошадиным потом. Хорошо была видна двуглавая вершина Джамангры, формами напоминавшая женскую грудь, вследствие чего и получила название. И стойкое чувство жалости к этим оголодавшим до отчаяния разного возраста мужикам, согнанным на убой против их воли.
Второе событие было куда значимей и принесло сильнейшую боль. До Гладстуара оставался день пути, и я вовсю предвкушал встречу с Аннетой. Ночевка в придорожной гостинице, и случайная встреча. Было в Джулии нечто такое, что заставляло меня испытывать животные чувства обезумевшего от страсти самца, и я с ужасом понимал, что мне не устоять ни за что. Так и случилось.
Когда мы расставались, я с не меньшим страхом ожидал, что Джулия вдруг заговорит грубым мужским голосом: «Ну что я вам говорил, она — роковая!», и хрипло рассмеется.
И облегченно перевел дух, когда Джулия, изобразив на пороге губами прощальный поцелуй, скрылась за дверью. Наваждение исчезло вместе с ней, тогда и пришли муки. Это было новое для меня чувство. Как будто я совершил нечто ужасное, то, чего нельзя исправить ничем и никогда. Хрустнул под пальцами сургуч, забулькал, наливаясь в бокал бренди, и я на миг застыл перед тем, как выпить.
— Налейте тогда и мне, — он появился в номере бесшумно, лишь дрогнуло пламя свечи. Вероятно, от сквозняка, когда приоткрылась дверь.
Очередной визитер был стар и худ. В таких случаях принято говорить: несмотря на возраст, он сохранил юношескую стройность. В остальном господин представлял собой типичного семидесятилетнего мужчину, со всеми присущими возрасту морщинами, пигментными пятнами, складками кожи и мешочками. Что делало ему честь — он не пытался молодиться. Не носил парик, не подкрашивал редкие волосы, не отпустил прямые усы, чтобы перечеркнуть ими носогубные складки, и выглядеть на несколько лет младше. Достойно принять старость такой, как она есть — для этого нужно мужество. Или не обращать на себя внимания, но руки у него были ухожены, наряд тщательно продуман, а маникюр и прическа безупречны.
— Позволите, я присяду? — незнакомец легко, и без малейшего кряхтения уселся в кресло. — Вам не стоит себя винить, сарр Клименсе. Вы обязаны были узнать, что такое предательство. И, что особенно важно, предав лично. Когда предают нас, все куда проще. Мы кричим от негодования, бьемся в истерике, полны благородного гнева — отныне им нет прощения! Но при этом чувствуем себя жертвой, что возвышает нас в собственных глазах. И совсем другое дело, когда предаем сами.
— Зачем⁈
— Вам известно, что такое прецизионные сплавы?
— Конечно. Благодаря добавкам металл, будь то обычное железо, приобретает особые свойства.
— Именно. Стоит на огне кастрюля, бурлит в ней вода, а ручки у нее, с виду точно такие же, как и все остальное, продолжают оставаться холодными. Сарр Клименсе, без того, что произошло, у вас не получилось бы стать целостной личностью. Вы обязаны были почувствовать на вкус предательство.
— Обязан⁈
«Если я сейчас проткну его шпагой, он умрет? Или все они — бесплотные духи, являющиеся только в моем больном воображении?»
— Умру! — с готовностью кивнул он. — Хотя, если быть точнее, погибнет то, в чем я сейчас нахожусь. Так и вижу, как захлебываясь, кричат газетные заголовки: «Добропорядочный глава уважаемого семейства погиб при загадочных обстоятельствах в номере придорожного отеля от руки героя войны Даниэля сарр Клименсе!» К слову, отправить в дом сар Штроукков орден было сильнейшим ходом. Верю-верю, — замахал он руками, — вы сделали это искренне, но факт остается фактом. И не вздумайте винить Джулию! В чем ее вина, если у кареты сломалась колесная ось, Джулии пришлось здесь остановиться, а животный магнетизм — страшная скажу вам штука! — старик