Не успел Ваня подумать, что было бы очень хорошо как-нибудьобратить на себя внимание капитана Енакиева, улыбнуться ему, показатьдистанционный ключ, сказать: «Здравия желаю, товарищ капитан», — словом, датьему понять, что он тоже здесь вместе со своим орудием и что он так же, как ивсе солдаты, воюет, — как впереди хлопнул слабый выстрел и взлетела краснаяракета.

— По наступающим немецким цепям прямой наводкой — огонь! —коротко, резко, властно крикнул капитан Енакиев, вскакивая во весь рост.

— Огонь! — закричал сержант Матвеев. И в этот же самый миг,или даже, как показалось, немного раньше, ударили обе пушки. И тотчас ониударили ещё раз, а потом ещё, и ещё, и ещё. Они били подряд, без остановки.Звуки выстрелов смешивались со звуками разрывов.

Непрерывный звенящий гул стоял, как стена, вокруг орудий.Едкий, душный запах пороховых газов заставлял слезиться глаза, как горчица.Даже во рту Ваня чувствовал его кислый металлический вкус.

Дымящиеся гильзы одна за другой выскакивали из каналаствола, ударялись о землю, подпрыгивали и переворачивались. Но их уже никто неподбирал. Их просто отбрасывали ногами.

Ваня не успевал вынимать патроны из укупорки и сдирать с нихколпачки.

Ковалёв всегда работал быстро. Но сейчас каждое его движениебыло мгновенным и неуловимым, как молния. Не отрываясь от панорамы, Ковалёвстремительно крутил подъёмный и поворотный механизмы одновременно обеимируками, иногда в разные стороны. То и дело, закусив съеденными зубами ус, онкоротко, злобно рвал спусковой шнур. И тогда пушка опять и опять судорожнодёргалась и окутывалась прозрачным пороховым газом.

А капитан Енакиев стоял рядом с Ковалёвым по другую сторонуорудийного колёса и пристально следил в бинокль за разрывами своих снарядов.Иногда, чтобы лучше видеть, он отходил в сторону, иногда бежал вперёд и ложилсяна землю. Один раз он даже с необыкновенной лёгкостью взобрался на кучу ботвы инекоторое время стоял во весь рост, несмотря на то что несколько минразорвалось поблизости и Ваня слышал, как один осколок резко щёлкнул по щитупушки.

— Вот-вот. Хорошо. Ещё разик, — нетерпеливо говорил капитанЕнакиев, снова возвращаясь к пушке и что-то показывая Ковалёву рукой. — Атеперь правей два деления. Видишь, там у них миномёт. Давай туда. Три штучки.Огонь!

Пушка снова судорожно дёргалась. А капитан Енакиев, неотрываясь от бинокля, быстро приговаривал:

— Так-так-так. Молодец, Василий Иванович, угодил в самуюямку. Замолчал, мерзавец. А теперь, пожалуйста, опять по пехоте. Ага, черти!Прижались к земле, не могут головы поднять. Дай им ещё, Василий Иванович.

Один раз, при особенно удачном выстреле, капитан Енакиевдаже захохотал, бросил бинокль и похлопал в ладоши.

Никогда ещё Ваня не видел своего капитана таким быстрым,оживлённым, молодым. Он всегда им гордился, как солдат гордится своимкомандиром. Но сейчас к этой солдатской гордости примешивалась другая гордость— гордость сына за своего отца.

Вдруг капитан Енакиев поднял руку, и обе пушки замолчали.Тогда Ваня услышал торопливую, захлёбывающуюся скороговорку по крайней мередесяти пулемётов, собранных в одном месте. Звук был такой, что мальчика морозподрал по коже. Он не понимал, хорошо это или плохо. Но когда он посмотрел накапитана Енакиева, то сразу понял, что это очень хорошо.

Впоследствии мальчик узнал от солдат, что это былидвенадцать пулемётов Ахунбаева. Они были спрятаны и молчали до тех пор, поканемцы не подошли совсем близко. Тогда они внезапно и все разом открыли огонь.

— Ага, бегут, — сказал капитан Енакиев. — А ну-ка, поотступающим немецким цепям — шрапнелью! Прицел тридцать пять, трубка тридцатьпять. Огонь! — закричал он, и тогда пушки выстрелили каждая шесть раз; он сновалёгким движением руки остановил огонь.

Пулемёты продолжали заливаться, но теперь, кроме ихмашинного, обгоняющего друг друга звука, слышался уже знакомый звук многихчеловеческих голосов, кричавших в разных концах поля: «Ура-а-а-а!..»

— Вперёд! — сказал капитан Енакиев и, не оглядываясь,побежал вперёд.

— На колёса! — крикнул сержант Матвеев, у которого по щекетекла кровь.

И пушки снова покатились вперёд. Теперь они катились ещёбыстрее. Навстречу им выбегали разгорячённые боем пехотинцы и с громкими,азартными криками помогали артиллеристам толкать спицы колёс. Другие несли иливолокли ящики с патронами.

Между тем капитан Ахунбаев продолжал гнать немцев, не даваяим залечь и окопаться. Двенадцать пулемётов были не единственным сюрпризом,приготовленным Ахунбаевым. Он держал в запасе миномётную батарею, которая тожебыла надёжно укрыта и не сделала ещё ни одного выстрела.

Теперь, пока пушки были на ходу и не могли стрелять, насталаочередь миномётной батареи. Она сразу сосредоточенным веером обрушилась набегущих немцев. Немцы бежали так быстро, что преследующая их пехота, а вместе снею и пушки долго не могли остановиться.

Не сделав ни одной остановки, пушки Енакиева продвинулись досередины возвышенности, откуда до основных немецких позиций было рукой подать.Здесь немцам удалось зацепиться за длинный ров огорода. Они стали окапываться.Но в это время подоспели пушки. Бой разгорелся с новой силой.

Теперь пушки стояли среди стрелковых ячеек. Справа и слеваВаня видел лежащих на земле стреляющих пехотинцев. Он видел раздатчиковпатронов, которые быстро бежали и падали позади стрелков, волоча за собойцинковые ящики. Ваня слышал крики офицеров, командующих залпами.

Вся земля была вокруг изрыта дымящимися воронками. Всюдувалялись стреляные пулемётные ленты с железными гильзами, раздавленные немецкиефляжки, обрывки кожаного снаряжения с тяжёлыми цинковыми крючками и пряжками,неразорвавшиеся мины, порванные в клочья немецкие плащ-палатки, окровавленныетряпки, фотокарточки, открытки и множество того зловещего мусора, которыйвсегда покрывает поле недавнего боя.

Несколько немецких трупов в тесных землисто-зелёных мундирахи больших серых резиновых сапогах валялось недалеко от пушек.

Сначала Ване показалось, что здесь они простоят долго.

Но, видя, что атака захлёбывается, капитан Ахунбаев выложилсвой третий, и последний, козырь: это был свежий, ещё совсем не тронутый взвод,который капитан Ахунбаев приберёг на самый крайний случай. Он подвёл егоскрытно, с необыкновенной быстротой и мастерством развернул и лично повёл ватаку мимо орудия Енакиева — на самый центр немцев, не успевших ещё как следуетокопаться.