— Что же ты? Ну! — ласково сказал капитан Енакиев. Онпритянул к себе мальчика и вдруг быстро, почти порывисто прижал его к груди. —Выполняй, сынок, — сказал он и слегка оттолкнул Ваню рукой в потёртой замшевойперчатке.

Ваня повернулся через левое плечо, поправил шлем и, неоглядываясь, побежал. Не успел он пробежать и ста метров, как услышал за собойорудийные выстрелы. Это били по танкам пушки капитана Енакиева.

Когда Ваня, трудно дыша и обливаясь потом, добежал доартиллерийских позиций и наконец разыскал командный пункт дивизиона, на тойвысоте, где он оставил капитана Енакиева, уже давно кипел бой.

Вся высота была сплошь покрыта смешавшимися клубами белого,чёрного и серого дыма, тугого и кудрявого, как новая овчина. В дыму мигалимолнии взрывов. Земля вздрагивала. Воздух ходил над полем, как будто всё времягде-то распахивали и запахивали огромные ворота.

И десятки снарядов наших ближних и дальних батарей каждыймиг проносились над головой по направлению к этой высоте.

Не глядя на Ваню, начальник штаба взял пакет, прочитал,нахмурился, сказал:

— Да. Я уже знаю.

И положил пакет в папку боевых донесений.

Ваня вышел из штабного блиндажа и побежал назад. Толькотеперь он заметил, что бой идёт не только на той высоте, где находился капитанЕнакиев.

Теперь бой уже шёл по всему фронту, медленно перемещаясь назапад.

Ваня бежал, а мимо него, обгоняя, проносились грузовикимотомеханизированной пехоты; танки косо переваливались через глубокие канавы,как утки; на вид медленно, а на самом деле быстро двигались, скрежещагусеницами, самоходные пушки; бежали со своими палками и катушками телефонисты,наращивая свои линии; ехал на прыгающем «виллисе» генерал в дымчатой папахе скрасным верхом, держа перед глазами карту, развёрнутую, как газета.

Словом, всё вокруг перемещалось, всё было в движении, всёторопилось вперёд. Ваня с трудом узнавал знакомую местность, которая, казалось,тоже переменилась, стала какой-то чужой, странной. Ваня не знал, скольковремени прошло с тех пор, как он оставил своё орудие. Ему казалось, что прошлонесколько минут. На самом деле прошло несколько часов. Он думал, что на высотепродолжается бой, и очень торопился.

Он не знал, что там уже давно всё кончено: танки уничтожены,атака отбита, взятая высота закреплена, а то место, где стояли пушки, уженаходится почти в тылу. И тем более он не знал, как это всё случилось. Он незнал, что две пушки капитана Енакиева и остатки батальона Ахунбаева, расстреляввсе патроны, в течение сорока минут отбивались от окружавших их немцев ручнымигранатами, а когда не стало гранат, то они дрались штыками, лопатами, чемпопало. Но так как немцы продолжали наседать, то капитан Енакиев позвонил вдивизион и вызвал огонь батарей дивизиона на себя.

Ничего этого Ваня не знал. Но необъяснимая тревогамало-помалу охватила его душу, когда он стал приближаться к знакомому месту.

Впрочем, это место тоже теперь было незнакомым. Ваня струдом узнавал его.

Вот позиция, откуда они первый раз стреляли прямой наводкой.Ваня узнал её только по куче картофельной ботвы, немного сбитой набок, когда нанеё взбирался капитан Енакиев. Возле этой кучи раньше лежал пустой расколовшийсяящик от патронов. Он и сейчас лежал здесь. Но теперь из него кто-то неизвестнозачем вынул внутренние перегородки с луночками для патронов и бросил их тут же,на замёрзшую землю.

Больше ничего знакомого не было. Главное, не было тех людей,которые тогда здесь находились и которые-то и делали это место знакомым.

Мальчик пошёл дальше.

На том поле, где раньше лежала в цепи пехота Ахунбаева,теперь дымился обугленный грузовик, со всех сторон окружённый взорвавшимися иразлетевшимися орудийными патронами. И Ваня понял, что это был грузовик,который, наверное, пытался подвезти капитану Енакиеву патроны.

Ещё дальше Ваня увидел два разбитых немецких танка, которыхтут раньше не было. Из одного развороченного танка торчала нога в серойобгоревшей обмотке и в толстом башмаке, подбитом стёршимися железнымигвоздиками. Возле другого танка, с расщеплённым орудийным стволом, в воронкевалялась какая-то треснувшая склянка, похожая на электрическую лампочку. Изэтой склянки медленно вытекала густая прозрачная жидкость, горя неподвижнымпламенем — жёлтым и неярким, как фосфор.

Дальше всё поле было изрыто воронками. Большие и маленькиеворонки так близко находились одна от другой, что между ними невозможно былонайти ровного места, чтобы поставить ногу. Всё время приходилось опускатьсявниз и подыматься вверх. Ваня прошёл по этому полю шагов тридцать и совсемустал.

Горячий пот покрывал его голову под тяжёлым шлемом. Тяжёлаяшинель давила на плечи.

Несколько незнакомых артиллеристов прошли мимо Вани. Наспине у одного из них был зелёный ящик с зелёной антенной, похожей на камышинкус тремя узкими листьями.

Проехал незнакомый артиллерийский капитан на незнакомойрослой вороной кобыле и за ним — незнакомый разведчик с автоматом на шее.

Всё вокруг было незнакомым, чужим под этим сумрачным, низкимнебом, откуда холодный ветер нёс первые снежинки.

И вдруг Ваня увидел свою пушку. Она стояла немногонакренившись, и вместо одного колёса, которого почему-то не было, её подпиралонесколько ящиков от патронов, поставленных один на другой. Недалеко от пушкистоял грузовик с откинутым бортом, и несколько человек в него что-то осторожногрузили.

С замершим, почти остановившимся сердцем мальчик подошёлближе.

Поле против пушки было покрыто немецкими трупами. Всюдувалялись кучи стреляных гильз, пулемётные ленты, растоптанные взрыватели,окровавленные лопаты, вещевые мешки, раздавленные гильзы, порванные письма,документы.

И на лафете знакомой пушки, которая одна среди этого общегоуничтожения казалась сравнительно мало пострадавшей, сидел капитан Енакиев,низко свесив голову и руки и боком, всем телом повалившись на открытый затвор.

Ване показалось, что капитан Енакиев спит. Мальчик хотелброситься к нему, но какая-то могучая враждебная сила заставила егоостановиться и окаменеть.

Он неподвижно смотрел на капитана Енакиева, и чем больше онна него смотрел, тем больше ужасался тому, что видит.