– Вам надо, Наталья Семеновна, вы и проверяйте…

Продолжения дискуссии Борис не расслышал, потому что Меланьяпротащила его по длинному коридору, заставленному бесчисленными сундуками иломаной мебелью, затем нырнула в узенький коридорчик и буквально втянула вкомнатку возле другой двери – дубовой, с резными филенками – и захлопнула засобой дверь.

Комнатка была так мала, что скорее напоминала нечеловеческое жилище, а внутренность сундука или чемодана. Большую часть этойкаморки занимала узкая койка, аккуратно застеленная белым пикейным одеялом.Впрочем, и все остальное в этой комнатке было чистенькое и аккуратное – Меланьявсегда отличалась пристрастием к порядку.

– Так что Павел Аристархович? – повторил Бориссвой вопрос. – Неужели умер?

– Хуже, батюшка, хуже! – запричитала кухарка иснова промокнула глаза концом платка.

– Господь с тобой, Меланья! Что же может быть хужесмерти?

– Ох, батюшка, не скажи! Ежели приличная христианскаякончина, так это разве ж плохо? Батюшка причастит, соборует, после отпоют, всечесть по чести, в чистый гроб положат… свечи горят, иконка на груди – что ж тутплохого?

– Ладно, Меланья, не увлекайся! Что же с барином твоимслучилось?

– Ох, батюшка Борис Андреич! Худо с ним случилось,лихо! В энту, в чеку окаянную попал!

– В ЧК? – переспросил Борис. – Да, я слышал,что он угодил в ЧК, но ведь это случилось, кажется, еще в девятнадцатом году…тогда как он мог… – Борис замолчал, он даже при верной Меланье не хотелговорить о цели своего приезда, да и письмо, найденное в дупле дуба, тоже нехотел упоминать.

– То, батюшка, было в девятнадцатом, это правда. Так то– давнее дело, тогда ему повезло, отпустили его. Хороший человек попался…

И она рассказала Борису, что когда Ртищев в девятнадцатомгоду попал в ЧК, он столкнулся там с одним из своих бывших студентов. Этотчекист поручился перед своим начальством за профессора Ртищева, и того, как нистранно, выпустили. Однако пока он находился в ЧК, квартиру его заняли, а всевещи растащили, и несчастный Павел Аристархович поселился на птичьих правах усвоей верной кухарки, которая, как простая труженица и объект эксплуатации,получила эту самую комнатку размером с чемодан.

– Вот тут он, батюшка, и жил, кормилец мой! –причитала Меланья, обводя свою нищенскую комнатку красноречивым жестом.

– Где ж он спал? – изумился Борис.

– Так вот на этой кроватке почивал!

– А ты, Меланья?

– Ты, батюшка, не подумал ли чего! – Меланьязакраснелась, как девушка. – Я уж к смерти готовлюсь! Я вот тут, на сундучке,спала… много ли старухе надо? – Она печально вздохнула, вспоминая этиблаженные времена, и продолжила, погрустнев: – Все через энтого аспида, черезСундукова, будь он неладен!

– Через Сундукова? – удивленно переспросил Борис,вспомнив безобидного старичка в пенсне, указавшего ему черный ход. – Причем тут Сундуков?

– Так он у нас энтот… квартирный ополоноченный.

– Уполномоченный?

– Во-во, и говорю – ополоноченный. Это значит – ночейне спит, все думает, как бы на кого донести, как бы соседям гадость какуюсделать и соседскую жилплощадь к рукам прибрать…

– А с виду такой безобидный старичок!

Старуха хотела продолжить свой рассказ, но вдруг в дверь еекомнаты постучали, и грудной женский голос проговорил:

– Меланья Захаровна, можно к вам?

– Притащилась, окаянная! – тихонько буркнулаМеланья, с неприязнью глянув на дверь, и тут же громким слащавым голосомпроговорила: – Заходи, девонька! Заходи, красавица!

Дверь открылась, и в комнату протиснулся внушительный бюст,а вслед за ним и его хозяйка, молодящаяся особа с пышно взбитымизолотисто-рыжими волосами, облаченная в кокетливо запахнутый шелковый китайскийхалат, расписанный драконами и цветами.

– Ах, Меланья Захаровна, вы не одна! – воскликнуладама в притворном смущении и кокетливым жестом попыталась плотнее запахнутьсвой халат. Халат при этом непостижимым образом распахнулся, на короткое времяпродемонстрировав Борису свое бело-розовое содержимое. – Ах, извините, этоведь ваш племянник! – И бело-розовая особа стрельнула в Бориса глазами. –Извините, това-арищ… а мы с вашей тетушкой большие, большие друзья! – Дамапродемонстрировала широким жестом полных округлых рук, какие они большиедрузья, и продолжила: – А я ведь, Меланья Захаровна, к вам по делу… сегодня комне должен зайти Владимир Орестович, так вы уж, будьте любезны, откройте емупарадное…

– Не волнуйся, красавица! Не впервой! – ответилаМеланья, делая глазами какие-то странные движения, словно пытаясь о чем-топредупредить Бориса.

Дама тем временем повернулась к Борису и проворковала:

– А вы, това-арищ, случайно, не разбираетесь вэлектрических приборах? Что-то у меня люнетка барахлит. Вы бы не взглянули?

– Люнетка? – переспросил Борис.

– Ну, настольная лампа! Точнее, ночник! – поясниладама томным голосом. – Я вижу, това-арищ, что вы непременно должныразбираться в электрических приборах!

Меланьины глаза буквально вылезали из орбит, настолько онапыталась предупредить Бориса о какой-то опасности. Однако он решил пренебречьэтим предупреждением и попытаться что-нибудь выяснить, разговорив кокетливуюдаму.

– Что ж, – сказал он, – пойдемте взглянем навашу люнетку!

Дама, чрезвычайно обрадовавшись, выпорхнула из Меланьинойкомнатки (если, конечно, слово «выпорхнуть» может быть применено к особе еекомплекции) и подошла к двери, расположенной по другую сторону коридора.

– А вот и мое скромное гнездышко! – проворковалаона, открывая дверь и впуская Бориса в свою комнату.

В отличие от Меланьиной эта комната была довольно велика,хотя и казалась тесной от всевозможных вещей и вещиц, заполнявших ее, как лавкустарьевщика. Здесь были разнообразные кресла и креслица, шкафы и шкафчики,пуфики и диванчики – все это такое пышное и безвкусное, как будтопозаимствованное в третьеразрядном парижском борделе. Все свободные места былизаставлены розовыми фарфоровыми купидонами и пастушками, а также вазочками исветильниками, щедро уснащенными бронзовыми украшениями и позолотой. Крометого, стены комнаты украшали гравюры фривольного содержания и нескольковыцветшие дореволюционные театральные афиши.

– Не правда ли, у меня мило? – проговорила дама, сгордостью оглядывая свое жилище. – Здесь бывали очень, очень понимающиелюди, и все они отмечали, что мое гнездышко обставлено с большим вкусом!

– Да, вкус здесь чувствуется! – польстил ейБорис. – А вот эти афиши – они ведь здесь не случайно?

– Ах, молодой человек, вы сразу раскусили мою маленькуютайну! – Хозяйка комнаты кокетливо погрозила Борису пальчиком и красивоокруглила рот. – Признайтесь, вы ведь знали?