– Знал – что?

Дама опустилась в одно из кресел, откинулась, так что халатэффектно обрисовал ее грудь, и воскликнула с романтическим вздохом:

– Ах, я была актрисой! Очень известной актрисой! Вамзнакома такая фамилия – Жасминова? Полина Жасминова?

– Да, разумеется, – подтвердил Борис, хотя емуникогда не приходилось слышать эту фамилию. – Неужели это вы? – И онизобразил на своем лице восторженное изумление.

– Да, это я! – гордо произнесла дама. –Полина Леопольдовна Жасминова, но для друзей, к которым, я надеюсь, выприсоединитесь, – Полли!

Видимо, она ждала, что гость в ответ тоже представится, иОрдынцев, слегка поклонившись, проговорил:

– Борис.

– Я вижу, вы настоящий театрал! – вздохнулаПолина. – В наше время так редко встретишь такого человека! Вообще, мнекажется, Борис, мы с вами люди одного круга… как приятно встретить человека, скоторым можно поговорить о театре, об искусстве…

Она закинула руки за голову и томно взглянула на гостя.

Борис сделал вид, что не замечает этих маневров. Он окинулвзглядом афиши. Все это были афиши незатейливых водевилей с соответствующиминазваниями – «Веселая куртизанка», «Ревнивый султан», «Сестры-одалиски»,«Племянница маркиза»… Как ни странно, только на одной из этих афишприсутствовала фамилия Жасминовой, и то набранная самым мелким шрифтом.

Проследив за взглядом гостя, несколько разочарованная Полинаскромно сообщила:

– Я была известна… – при этом онапотупилась, – я была очень известна! Провинциальная публика меня простообожала! Меня встречали овацией! Особенно когда я появлялась на сцене вдезабилье… помню как сейчас, в Саратове в тысяча девятьсот… Впрочем, это было вдругой жизни… – Она шумно вздохнула и продолжила: – На этой афише – вывидите – моя фамилия даже напечатана. На остальных же – обратите внимание,внизу – «и другие». Так вот это про меня…

Бориса не очень интересовали ее театральные воспоминания, онхотел выудить из Полины какую-нибудь ценную информацию и для начала спросил:

– Вы хотели, чтобы я попробовал починить какую-толампу. Которую из этих?

– Ах, как вы милы… – вздохнула бывшаяартистка. – Ну, мне даже как-то неудобно… право, это совсем необязательно… впрочем, если вы настаиваете, кажется, вот эта… или та…

Борис взял указанную ему лампу и принялся ее изучать. В тоже время он спросил Полину:

– А кто этот Владимир Орестович, которого вы сегодняожидаете?

– Ах, Борис, а вы ревнивы! – Дама погрозила емупальчиком. – Вольдемар, конечно, человек не нашего круга… я вам большескажу, – она сделала страшные глаза и перешла на шепот, – он служит вгепеу! Впрочем, что я шепчу – об этом и так все знают. Но что делать, дорогойБорис, у слабой женщины должен кто-то быть, должно быть плечо, на которое можноопереться… так вот, Вольдемар – это именно такой человек. Он навещает меня…иногда, по вечерам. Так вот ваша тетушка, – Полина выразительно взглянулана Бориса, – ваша тетушка так любезна, что открывает ему парадную дверьквартиры. Дело в том, что стена ее комнаты находится возле входной двери.Вольдемар приходит после работы и стучит в стенку. Меланья Захаровна открываетему дверь…

– Я не совсем понял, – прервал ее Борис. –Во-первых, я видел, что входная дверь с улицы заколочена. И вообще, почему всежильцы ходят через черный ход, если существует парадный?

– Ах, Борис, это такие вульгарные люди! –вздохнула Полина. – Они устроили общее собрание жильцов и на немпостановили не пользоваться парадным входом…

– Но почему?

– Во-первых, чтобы не мыть лестницу.

– Но разве у вас нет дворника?

– Дворник-то есть, но он теперь не моет лестницы.

– А что же он делает?

– Ну, Борис! – Полина томно потянулась. – Выкак с луны свалились! Дворники сейчас посещают собрания, изучаютмарксизм-ленинизм и подают в гепеу сведения о жильцах. Это раньше, во временанещадной капиталистической эксплуатации, они мыли лестницы, сейчас, слава Богу,этого больше нет.

– А кто же моет лестницы?

– Жильцы, конечно! Но им этого делать не хочется,поэтому они и постановили не пользоваться парадным. Кроме того, комиссии поуплотнению… не всякая комиссия сможет подняться по черной лестнице, а которые исмогут – подумают, что мы и так живем в ужасных условиях и уплотнять нас ни кчему… а Вольдемар – приличный человек, партиец, не будет же он пользоватьсячерным ходом! Это даже как-то неприлично в его положении! В общем, онпотребовал у квартирного уполномоченного товарища Сундукова ключ от парадной дверив квартиру, Сундуков не посмел ему отказать, ведь все знают, где служитВольдемар… короче, этот ключ передали вашей тетушке… Звонок давно сломан, аесли бы и работал, все равно им нельзя пользоваться – тогда жильцы узнают, чтомой гость пользуется парадным подъездом, и меня будут обсуждать на общемсобрании и заставят мыть лестницу!

– Но я своими глазами видел, что дверь внизузаколочена, как же он попадает в подъезд?

– Борис, не всегда верьте своим глазам! Это тольковидимость, доски легко отходят!

– Надо же! – Ордынцев повернулся к Полине исообщил: – А ваш ночник вполне исправен. В нем просто перегорела лампочка.Замените ее – и все будет в порядке!

– О, спасибо, Борис! Я вам так признательна, такпризнательна! – Полина схватила его руку и прижала ее к своей бурновздымающейся груди. – Слышите, как бьется мое благодарное сердце?

Борис мягко отобрал у нее руку и отступил на безопасноерасстояние.

– Кстати, Борис, – продолжила Полина, кажется, не слишкомрасстроившись, – удовлетворите мое любопытство. Неужели Меланья Захаровнадействительно ваша тетушка? Нет, я не хочу о ней сказать ничего плохого, но выс ней такие разные люди! Вы – тонкий, образованный человек, любитель театра,разбираетесь в электрических приборах, а она – простая деревенская женщина…

Борис решил рискнуть. Повернувшись к Полине и взглянув нанее своим «коронным» взглядом, который, он знал, действует на таких женщин, какПолина неотразимо, воскликнул:

– Я вижу, Полли, что вы прекрасно разбираетесь в людях!Вы буквально видите их насквозь! Да, я не племянник Меланьи Захаровны! Я –племянник Павла Аристарховича! Знали ли вы моего дядю?

– Еще бы! – Полина снова бурно вздохнула. –Славный старик! Почти все, что вы видите в моей комнате…

Тут она поняла, что сказала лишнее, и прикусила язык. Однакослово не воробей, вылетит – не поймаешь. Борис схватил Полину за руку, прижалэту руку к своим губам и взмолился:

– Полли, дорогая моя! Прошу вас, как друга! Если вызнаете что-то про моего бедного дядю – скажите мне!