Наложница лопатками вжималась в стену и часто дышала, видимо, была напугана зверским ликом Такары, который буйствовал в шаге от нее, но внешне она по-прежнему старалась казаться спокойной и даже пыталась утихомирить его размеренным ровным голосом. Вот только Хироши все больше распалялся, и ее слова сейчас вряд ли доходили до него.

– Твой долг – сидеть тише воды и не дергаться. Исполнять приказы, ничтожная тупая сука!

Меня будто наизнанку вывернули от того, сколько злобы в это вложил Такара, ему и говорить-то из-за этого было сложно, голос охрип и дребезжал, как старый холодильник. Мне казалось, что и сам Хироши как-то дребезжал.

Судя по звуку, он отвесил наложнице мощную пощечину. Юми даже не ойкнула, последовал лишь сдавленный судорожный вздох, и старый козел возобновил истерику.

– Это ведь ты ему сказала?!

– Да, хозяин.

– Тварь, – коротко и хлестко выплюнул Такара, потом снова последовала слабо поддающаяся цензуре брань и какая-то возня.

Я уже не пряталась за спиной мучителя, потому что предельно ясно стало – самое страшное здесь не в том, что меня заметят.

Старый мудак разбил Юми лицо о свое колено. Хруст отозвался ворохом склизких мурашек у меня под лопатками. Наложница свалилась на дощатый пол, кашляя и безуспешно утирая хлынувшую из носа кровь.

На это было невозможно смотреть, зрелище как будто растягивало тебя и сплющивало одновременно, делало соучастником происходящих ужасов, бесстрастно и неумолимо. Прикалывало булавочкой к месту, как драгоценный экспонат в коллекции. И шаг вперед я сделала инстинктивно, особо не задумываясь, что меня заметят. Кэри одним движением руки вернул меня себе за спину.

Он все это тоже видел, но лицо его почти не выдавало эмоций, ни обеспокоенности, ни особого сострадания. Холодное нейтральное выражение, которое невозможно было прочитать.

Судя по звукам, Хироши только начинал расходиться, и, видимо, продолжение мучитель наблюдать был не намерен, он просто развернулся и…

– Уйти собрался? Т-ты чего? – Я так некстати ослабшими пальцами схватила его за рукав.

– И тебе тоже нечего здесь стоять, – поморщился Ланкмиллер, – иди наверх.

Ты, мать твою, серьезно, что ли?

– Ты не можешь бросить ее вот так, она ведь меня выручила, и ты не можешь теперь просто взять и бросить, – от волнения я начала повторяться.

Преградила ему путь, и это, наверное, смешно выглядело: он меня, такую мелкую и немощную, мог бы отодвинуть с дороги одной рукой, даже и не заметив этого.

– Это их дело, сами разберутся между собой, – отрезал Ланкмиллер и ушел бы, но в моем голосе внезапно появилась несвойственная ему твердость.

– Вернись и прекрати это. Нельзя так.

– Кику, мы сделаем только хуже! – Мучитель начинал раздражаться и поэтому снова пятерней встрепал волосы, отодвигая меня с дороги.

В ланкмиллерской душе явно шла напряженная внутренняя борьба, и он очень злился сейчас, потому что я тянула ситуацию не в ту сторону, в которую ему хотелось бы. Но Кэри был не так прост. Он не стал медлить с тем, чтобы надавить мне на самую больную мозоль.

– Ты уже не впервые просишь меня за другого человека, – спокойно сказал он, остановившись напротив. – Помнишь, к чему это тебя привело?

Я беспомощно втянула воздух, чувствуя, как напряжение нарастает до звона в ушах. Такое забудешь. То, сколько боли ты мне причинил тогда, какие шрамы оставил. Я до сих пор вздрагиваю иногда от чужих прикосновений. Однако это все никак не относится к Юми.

В соседней комнате ничего еще не думало заканчиваться. Наложница сквозь кашель и всхлипывания просила прощения, но Хироши ее не слушал, продолжал грязно материться и сыпать ударами почти без перерыва.

Мне паршиво было так, что хоть вешайся. Потому что я знаю, как это страшно, потому что я помню, что Юми говорила о Такаре, потому что сделать ничего не могу, но знаю, что нужно что-то сделать. Нужно это прекратить.

Ланкмиллер уже почти ушел, и чтобы вернуть его, требовался как минимум бульдозер.

Я схватилась за голову от отчаяния и неловко закусила нижнюю губу, отчего рана на ней открылась и кровь парой тяжелых капель потекла по подбородку. Это привело в чувство и добавило храбрости.

– Да плевать мне на все это, Кэри, пожалуйста, – догнала его и остановила, так цепляясь за рубашку, что уже не чувствовала своих пальцев. – Хотя бы сейчас перестань быть таким бессердечным, – захлебываясь собственными эмоциями, зная, на что иду. – Неужели ты точно так же отворачивался, когда твою мать… в гареме…

Кэри резко втянул воздух и глянул на меня. У него во взгляде прекрасно читалось все, что он хотел мне сказать. Обманутое доверие, парочка крепких проклятий. Наверное, когда он рассказывал мне о своем прошлом, не ожидал, что эту карту разыграют против него так быстро.

Но это единственное, что подействовало. Кэри снова оттеснил меня к стене, на этот раз направляясь уже в другую сторону.

Там, в гостиной на первом этаже он практически остановил руку Такары, занесенную для удара. Я выглянула из-за угла и сразу внутренне съежилась. Такой злобный бесчеловечный взгляд, не дядюшка, а настоящий монстр.

– Достаточно, ты перегибаешь, – сухо и строго отчеканил Ланкмиллер, – я не собираюсь терпеть подобное в своем доме. Тебе лучше уехать.

Хироши, не веря, наверное, в произошедшее, отступил на два шага и помедлил, осмысливая происходящее. Потом, словно яд, выплюнул сквозь зубы злобное: «Да все вы тут помешались!» – и вышел во двор, хлопнув дверью так, что задрожал весь дом.

Юми лежала на полу лицом вниз и даже не шевелилась. Мучитель первым склонился над ней, осторожно помогая подняться.

– Мастер Кэри, – она с трудом села и тут же отпрянула, – спасибо вам, я…

– Кику, – в приказном тоне обратился мучитель. – Помоги ей.

«Ты сподвигла меня на это, ты и возись теперь».

Он уже отошел на пару шагов, и я помедлила мгновение, осмысливая их странную реакцию друг на друга. Вспомнила, как от меня точно так же отпрянул Лео, когда узнал, что Кэри купил меня в «Шоколаде».

По-видимому, существовало какое-то негласное правило не прикасаться к чужим наложницам. Такара был не слишком-то церемонным с ним.

Я опустилась на пол и ждала, пока Юми немного придет в себя и начнет хотя бы отличать верх от низа, а потом почти на себе дотащила ее до ванной комнаты и точно так же усадила на бортик.

Пришлось припоминать все мои и без того скудные познания в медицине, все отмыть, заклеить пластырем кровоподтеки, смазать всем заживляющим, что нашлось, холодное приложить, чтоб синяков не было. Возиться пришлось долго, и все мои даже самые неумелые жесты Юми сносила молча. Я тоже не проронила ни слова, потому что не знала, какие слова сейчас вообще могут сделать ей легче. Поэтому в ванной было тихо. Тихо и тяжело.