Ермаков повел рукой:

– Техника теперь решает многое. Не все, но многое. Чтотакое компьютеры, знаешь. Что такое лазеры... Ну, хотя бы с лазерным прицеломзнаком. А здесь лазеры под руководством компьютеров идеально точно высверливаютэти полости внутри обычных пуль... мы их получаем ящиками, но, как видишь, дляособых операций модифицируем. Так, как это нужно нам. Могу добавить, чтоснайперы Империи тоже не очень-то придерживаются запретов Женевской конвенциинасчет разрывных или несбалансированных пуль.

Дмитрий ответил рассеянно, все еще потрясенный такимбогатством:

– Да плевать мне на их запреты. Я пока ни Империи, ниее лакеям не подчинен... Но это же целая революция!

Сбоку на экране монитора поворачивалась объемная моделипули. Справа и слева бежали строки цифр, они менялись с сумасшедшей скоростьюпо мере того, как тончайший лучик лазера, в сто тысяч раз тоньше иглы, убираллишний металл внутри этого грубо отлитого комка металла.

На стрельбище шел, удерживая сладкую дрожь в ногах, а ящичекс патронами прижимал к груди. Хотелось помчаться, сломя голову, поскорее упастьна прокаленную солнцем землю и выпускать пулю за пулей в мишень. Нет, падатьнельзя, вдруг да коснется винтовкой земли, надо опуститься бережно, и ужепотом...

Из двенадцати огороженных щитками мест из троих торчалишироко расставленные ноги. С другой стороны из-за щитов виднелись стволы.Иногда подрагивали, слышались сухие щелчки.

Никогда еще Дмитрий не опускался на землю так бережно. Чехолснимал как подвенечную фату с целомудренной новобрачной, винтовку опустил намешок с песком как будто она была из стекла, бережно отвел затвор. Семьпатронов легли в магазин легко и привычно, словно там всегда жили. Когда вернулзатвор обратно, тот словно бы проскользнул как по маслу, легко повернулся вконце и закрыл канал.

Наушники остались на полке, здесь не Олимпийские игры. В бокоперлось что-то тупое, он менять положение не стал, уже дав себе заданиевыпустить все семь пуль не больше, чем за десять секунд. Ноги его растопырились,ботинки уперлись в землю, он превратился в прочную металлическую конструкцию.Теперь только землетрясение смогло бы сбить прицел...

Уперев приклад в плечо, он поймал середину мишени в прицел,задержал дыхание. Палец коснулся курка, затем в плечо легонько толкнуло.Изображение мишени расплылось, но пальцы уже передернули затвор, патрон дослан,выстрел, снова пальцы передергивают затвор, патрон, в душе ликование, что можетпомешать, надо быть холодным как камень, сосредоточенным...

Когда ушла седьмая пуля, он ощутил угрызение совести, чтотак бессовестно тратит драгоценные патроны, он-то знает сколько пота пролитонад каждым, даже если над ним трудились лазеры, но пальцы уже снова щелкнулизамочком, крышка железного ящика поднялась, а там этих патронов не меньшесотни.

Он отстрелял уже семь раз по семь, когда за спиной прозвучалудивленный голос:

– Да, это что-то... Все до единого в десятку!..

И другой голос, в котором узнал Валентина:

– Две ушли на пару миллиметров выше.

– Но в десятку, – согласился Ермаков.

– Мишени нужно отодвинуть, – предложилВалентин. – Хотя бы еще на сотню метров. А лучше – на две. Из такойвинтовки да не попасть? Она ж сама находит цели. А пули сами ложатся в середку.

Дмитрий слышал как Ермаков хмыкнул, что-то бросил вмикрофон. Затопали ноги, затем голос над головой произнес:

– Переведи дух. Сейчас попробуй дистанцию посложнее.

Не отвечая, Дмитрий зарядил, дослал, на пару долгих минутопустил веки, отгораживая себя от мира с его суетой, завистью, а когда раскрылглаза, мишени уже были на дальней дистанции. Он коснулся щекой теплогоприклада, заставил сердце уменьшить тактовую частоту, поймал в перекрестьеприцела центр мишени. После точка резкость смазалась, но пальцы привычнодослали новый патрон, и второй выстрел прозвучал почти бездумно, на рефлексах.

Если внутри и осталась злость, эти двое все еще что-тоговорят за спиной, обсуждают, комментируют, мешают... может быть, сознательно,надо же проверить его стрельбу в условиях легкого стресса, дополнительнойэмоциональной нагрузки, но ликование от обладания такой винтовкой не давалоничему другому взять верх. Он стрелял и стрелял, выстрелы звучали как сухиещелчки, словно всякий раз ломали тонкую веточку. Потом пальцы заскребли пожелезному донышку, он услышал над головой довольный смешок, вздохнул, руки сбольшой неохотой и отложили винтовку.

– Сейчас посмотрим, – сказал Ермаков. –Сейчас поглядим...

Дмитрий поднялся, разогретая его теплом винтовка ушла вчехол. Вокруг Ермакова толпились офицеры, трое рассматривали мишени в бинокли.Примчались двое, мишени разложили на широкой скамейке, тут же вместо биноклей вруках появились циркули.

Мишени остались девственно чистыми, только десятки в самомцентре были изуродованы, изорваны. Пули зачастую ложились одна в одну,серединку вырвало вовсе. Только на третьей мишени две пули чуть сдвинулись отцентра вверх, но все еще оставались в десятке.

За спиной Дмитрия нарастал удивленный говор, он сам смотрелна мишень неверящими глазами. В мире не существовало пуль, которые бы ложилисьточнее, чем его собственные. Чем те, над которыми он сам корпел, выбираяполости где бормашиной, где самодельными инструментами, способными делатьоперации микробам!

И вот теперь эти пули все в десятке. Десятки таких пуль. Оноглянулся, увидел торжествующую усмешку Ермакова, кислое лицо Валентина,хохочущего Тараса, а за ним словно наяву он увидел эти сумасшедшихсамодельщиков, что дни и ночи просиживают не перед телевизором, не закомпьютерными играми, не забивают козла по дворе и не таскаются об бабы кбабе... а растачивают, доводят до только им известно совершенства самыезаурядные патроны армейского производства.

– Ты стрелял великолепно, – сказал Ермаков.

– Разве я?

– Ты.

– Это патроны, – возразил Дмитрий. – На светене было еще таких патронов.

Ермаков улыбнулся:

– Думаешь, тебе какие-то привилегии? Такие же патроны иу других. По крайней мере в нашем подразделении. Но твои результаты – лучшие.Ладно, отдохни. Потом стрельба по мишенях, что поставят вдвое дальше. Ещевдвое.

У Дмитрия вырвалось:

– Но это невозможно! Даже ваши пули...

Глаза Ермакова горели грозным весельем:

– Ты еще не видел наших винтовок!

У Дмитрия задрожали руки, когда он увидел эту винтовку. Акогда только прикоснулся, то ноги стали ватными. Он не понимал, как это у егососеда выше этажом на глаза наворачиваются слезы умиления, когда берет на рукиогромного толстого кота, тупого и ленивого, но сейчас чувствовал как откончиков пальцев по его телу пробежало животное тепло, как от живого существа,что греет его в холодную зиму, лечит, забирает его болезни и страхи.