И словно воочию увидел старого сгорбленного человека,потомственного оружейника, что делал ее вручную несколько лет: сперва в грезах,потом являлась ему во сне, затем рисовал, комкал и выбрасывал листы бумаги –недостаточна совершенна, а значит – не прекрасна! – а потом долго ивлюблено делал в свободное от работы время там же на заводе, а то и дома вполутемном сарайчике, почти не прибегая к стандартным деталям, а все вытачиваявручную, подбирая только лучшие сорта стали и дерева.

Винтовка была прекрасна как фотомодель на подиуме.Совершенство ее делало прекрасной, аристократичной, и Дмитрий бережно трогалприклад из настоящего орехового дерева, вместо привычного силиконового,заглянул в оптический прицел и едва не отпрянул: после привычногочетырехкратного это сорокакратное ошеломило.

– Но патроны, – прошептал он. – Они должныбыть усиленными! Ни один ствол не выдержит.

– Металл закалили так, что его можно разорвать толькоатомной бомбой, но ее вряд ли кому удастся засунуть в ствол. Но ты прав,патроны для нее тоже не простые.

Дмитрий заметил, что Ермаков сам вытащил из железного ящикакоробку с патронами. Похоже, в этом засекреченном помещении лаборатории имастерской он совмещает должности кроме няньки и отца-командира еще и завхоза.

Дмитрий вытащил пару патронов, взвесил на ладони. Такихтяжелых еще не встречал, это не пули, а противотанковые ракеты. Понятно, ихделают тоже только здесь, в секретной мастерской, приспосабливая самый большойразмер гильз, используя свои пули с полым наконечником, набивая выверенным влаборатории порохом.

– Это самая точная в мире винтовка, – сказалЕрмаков ровно, но Дмитрий уловил в голосе полковника тщательно упрятаннуюгордость, – но наши умельцы поработали... еще как поработали!... чтобысделать ее точнее, еще точнее, еще, а потом еще и точнее намного. Видишь,родной ствол заменили на нержавейку, обработанную особым способом... словом,никакая пуля его не разорвет, Приклад из особого сорта плексиглаза, хотя похожна ореховое дерево, затвор из титана...

– Ого, – вырвалось у Дмитрия, – а это зачем?

– Время перезарядки уменьшается на сорокпроцентов, – ответил полковник с гордостью. – Ты ведь умеешь стрелятьне только точно, но и быстро?

Дмитрий чувствовал как сердце прыгает, подбрасывает егогрудь толчками. В этом состоянии он не попал бы и в корову с пяти шагов.

– Это же сказка, – прошептал он. – Авинтовка... она же вся стянута этими винтами, как корсетом! Это не винтовка,это монолит!

Полковник смотрел гордо, парень понимает толк, монолитностьдобавляет винтовки точности, которая и так на два порядка выше, чем устандартной армейской.

– Такими бы оснастить армию, – пробормоталДмитрий. – Или была бы у меня такая в Афгане!

Ермаков развел руками:

– Увы, это не по карману. Лазеры и компьютеры пока естьдаже не в каждом научно-исследовательском институте! Но даже с помощью лазеровделаем единичные экземпляры. Даже не знаю, во сколько влетает каждый экземпляр!Лучше об этом не думать. Лучше заставить заплатить за это тех, кто довел нас дотакой жизни.

– Я... что смогу...

– Думаю, сможешь. А пока помни, за этой винтовкойдолжен быть уход! Как за красивой и дорогой женщиной. Не допускай, чтобыженщина начинала жаловаться, что ты на нее мало обращаешь внимания! Если она обидится...ну, сам понимаешь.

Дмитрий прижал к груди винтовку:

– Эту женщину я никогда не обижу.

"Представим себе двух людей, вышедших со шпагами напоединок по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалосьдовольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненымпоняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил шпагу и, взяв в рукипервую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что человек,так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели,вместе с тем, воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущностьдела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил нашпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы оттакого описания поединка.

Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, былифранцузы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские;люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, историки, которыеписали об этом событии.

Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая нипод какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление послесражений удар Бородина и опять отступление, пожар Москвы, ловля мародеров,переимка транспортов, партизанская война все это были отступления от правил.

Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он вправильной позе фехтования остановился в Москве и вместо шпаги противникаувидел поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императоруАлександру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существуюткакие-то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов онеисполнении правил, несмотря на то, что высшим по положению русским людямказалось почему-то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам встатьв позицию en quarte илои en tierce, сделать искусное выпадение в prime и т.д.дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественную силою и,не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотою, но сцелесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздилафранцузов до тех пор, пока не погибло все нашествие.

И благо тому народу, который не как французы в 1813 году,отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно иучтиво передают ее великодушному победителю, а благо тому народу, который вминуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие вподобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину игвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменитсяпрезрением и жалостью".

– Презрением и жалостью, – повторил явслух. – Что ж, презрения у нас к ним хоть отбавляй, но до жалости ещедалеко. Но до чего же старик верно указал на трясину, в которую попали ещетогда и из которой все еще не выберемся! Это и называется – гений.

Из кухни донесся голос дочери:

– Что там, папа?

– Классиков читать надо, – изрек я, представляякак скривится мое молодое поколение от этой банальной премудрости. Вспомнил,как меня самого заставляли читать этих классиков и даже заучивать отрывки, ясдавал и тут же все вылетало из головы, как рушатся с трудом взгроможденныевсевозможные предметы с плеч и головы эквилибриста, едва скроется закулисами. – Классиков читать... там есть все ответы.