Дочь заглянула в кокетливом фартушке и с поварешкой в руке,скривилась, увидев толстенный том, которым легко убить взрослого грабителя:

– Все ответы?.. И даже на противостояние с НАТО?

Я кивнул, а она с победоносной улыбкой вернулась на кухню.Гений потому и гений, подумал я, что успел увидеть еще тогда зародыш проблемы иеще тогда предложил решение. Вернее, решение нашел сам народ, а гений эторешение обосновал и выдал еще тогда. И вот, сто пятьдесят лет спустя... дакакие сто пятьдесят, уже почти двести лет прошло, мы наконец-то решаемсясказать это вслух. Признаться, что прав был один, а не рота, даже не дивизияюристов, дипломатов, аналитиков и политиков.

А рано утром, когда еще не все члены команды Кречетасобрались в его кабинете, я набрал на клаве Война и Мiр. Том IV, часть III, 1.,ткнул в «Enter», и через пару секунд бешеного поиска на экране появился крупнонабранный абзац гениального произведения.

Коган присмотрелся, проворчал:

– Опять боевик... Что-то вы на место министра культурыметите? Свое уже зашаталось?

– Читайте, – сказал я настойчиво. –Читайте!.. Ведь никто из вас Толстого не читал, признайтесь... В школепроходили, да и то по кино с Бондарчуком... Нет, скорее – с очаровашкой ОдриХэпберн. Читайте!

Только Егоров проигнорировал, остальные начали шаритьглазами по экрану. Когда все закончили или заканчивали, вон Яузов даже губамишевелит, словно по складам разбирает, я сказал с волнением и горечью:

– С простотою, но с целесообразностью! Не разбираяничего, поднималась, опускалась и гвоздила... пока не погибло все нашествие.Ну, а если бы мы тогда позволили французам навязать нам свои правила ведениявойны? Что было бы?.. Не знаю, но войну бы мы проиграли с треском. Россия проигралабы!

Егоров отстраненно помалкивал. Яузов кашлянул, сказал снеловкостью:

– Толстой гений... Я не знаток языка или там образов...А вот что посмел сказать такое... Сказать правду!

Коган бросил с нервным смешком:

– А может гениальность в том, чтобы говорить правду?Ну, такое, что на века. И не ту, что по мелочи, а вот такую... Во всякомслучае, будем считать, что господин Толстой входит в состав правительства. Итоже подает голос.

Егоров наконец повернулся в нашу сторону. Мгновениеприслушивался, поднял руку:

– Поддерживаю предложение господина Толстого. Считаю,что Россия сейчас прижата к стене еще больше, чем была в 1812-м. И мы имеемправо наносить удары везде, где достанем.

Коломиец сказал с горящими глазами:

– И черт с ним, что скажет мировое сообщество! Тогдасимпатии многих тоже были на стороне просвещенной Франции! У нас-де крепостноеправо, даже рабство, дикость, цивилизованная Франция придет и наведетпорядок... А сейчас – нецивилизованная, но богатая Империя придет и наведетпорядок в банковской сфере.

Дверь отворилась, Кречет вошел стремительный как штурмовойтанк, брови грозно сдвинуты, но когда посмотрел на нас, в запавших глазахполыхнуло удивление:

– Что это у вас у всех гребни поднялись?

Ответить никто не успел, наперерез бросился секретарь СоветаБезопасности:

– Господин президент! Снова в Чечне захвачено двоезаложников. Мы уже послали группу из депутатов для переговоров об освобождении,Кроме того с ними вышли на контакт наш вице-премьер по социальным вопросам,председатель комиссии...

Кречет слушал долгое перечисление всех групп, крупныхличностей и всех сложных действий, которые могут в конце-концов привести косвобождению заложников, прервал:

– Я скажу ужасную вещь... это не для прессы, ты, Михаил,проследи... но проблеме с заложниками придаем чересчур... Если в благополучнойБельгии это в самом деле трагедия – у них там бельгийцев раз-два и обчелся, тодля нашей России, где в одной Москве ежедневно кто-нибудь мрет от голода илибросается с балкона, а уж по всей голодной России... это просто показуха! Да,показуха. Вот, мол, и мы – цивилизованные, боремся за освобождение заложниковлюбой ценой... Черт, я бы за слова «любой ценой» вообще расстреливал!.. Ишь,иезуиты. Запад навязал нам правила игры, по которым мы вообще загнемся. У насРоссия голодает, зима надвигается, города не обеспечены топливом, а если нашеправительство поедет всем скопом договариваться с бандитами о выкупезаложников... то зимой вымерзнут миллионы! Да еще от голода помрет миллионовдесять...

– Господин президент, но нельзя же ничего не делать.

– Это забота Сказбуша или Егорова. Пусть освободят идоложат.

Секретарь попытался возразить:

– Но если среди заложников кто-то погибнет, это вызоветнежелательный отклик в прессе...

Кречет огрызнулся:

– Мы все ходим на краю гибели!.. Когда Россия станеттакой же благополучной, как Швейцария, тогда и мы будет рублем. А пока пулидешевле. А что погибнет кто... Я же сказал, каждый день в стране сотни людейгибнут от голода, холода, безработицы – об этих кто-то думает?

Сказбуш подошел сбоку, сказал негромко:

– Поступила важная информация. Мне доставили секретныйкод, по которому могут быть запущены ракеты с из военной базы на Гуантанамо.

Кречет спросил недоверчиво:

– Ого!.. Откуда такие сведения?

Сказбуш сказал скромно:

– От третьих лиц, но это абсолютно верная информация.Добывали ее сотрудники... одной разведки. Господин президент, то государствоочень обеспокоено усилением Империи Зла. Империя... единственное образование,которое любое знание упорно приспосабливает для самых низменных утех, начинаяот порно по Интернету и кончая сексшопами с довольно странными объектами изсамых лучших экологически чистых материалов, разработанных самымивысокооплачиваемыми учеными в мире! Так что разведки начинают сотрудничать снами все активнее. От единичных акций, которые никогда не афишировались, допостоянного тесного сотрудничества...

– ... которое тоже не будет афишироваться, –кивнул Кречет. – Да-да, понимаю. Но основную тяжесть этой войны, как и воВторую Мировую, нести нам, России. А остальные присоседятся потом.

– Поделимся славой, – предложил Сказбуш.

– Поделимся... И пусть нам общим памятником будет...разрушенная до основания Империя Зла. Черт бы ее побрал! Моя мать до сих пор непонимает, как этим... ну, этим!.. можно заниматься днем, да еще при свете дня.Она всегда просила погасить свет. Как и все женщины ее возраста. Дня них секс –это было таинство. Да какой к черту секс! Секса не было, было некое исполнениесупружеских обязанностей... Не больше, не меньше.

– Сексуальная революция, – сказал Коган со сладкимподвыванием.

– И они, – продолжил Кречет, будто неслыша, – не могут понять, как все это в одночасье рухнуло. Для старшегопоколения эта катастрофа намного значительнее, чем вторая мировая война. Это...это другой мир, в который они до сих пор всматриваются с потрясеннымнепониманием. Раньше было «Не давай поцелуя до свадьбы», а теперь послетраханья: «Мальчик, а как тебя зовут?» или: «Ну и что, если вчера трахались?Разве это повод для знакомства?»