— Мы люди благородного патриция Фабия, — прокричалпередний всадник, — и его дочери Лютеции Белорукой! Присланы...

— Погоди, — прервал страж, — сейчас поднимемворота!

Они втащились настолько измученные, что страж спросил снедоверием:

— Вы что... так без отдыха и перли? А почему к Свену незаехали?

Мужик помялся, размел руками:

— Господин Тревор торопил... К тому же мы, в самомделе, просто не сумели к господину Свену. Надо было через реку, вот и решили,что заночуем в лесу, а следующую ночь уже будем здесь...

— Это хорошо, — одобрил страж. — ГосподинФарамунд будет доволен! Дуй во-о-он к тому зданию, видишь? Да не туда смотришь,деревня. Вон с тесовой крышей!.. Там покормят, устроят.

— А господин Фарамунд?

— Сам появится, — пояснил страж с непонятнойусмешкой. — Даже звать не надо.

— А как же...

— Почует, — объяснил страж еще непонятнее. —Даже, если он на самом шумном и веселом пиру.

Но Фарамунд находился не на пиру. Даже не в оружейной или наохоте, как принято у тех, кто из простолюдинов выбивается в предводители. Вбывших покоях Лаурса, откуда вышвырнули роскошное ложе, он сосредоточенновыслушивал отца Стефания.

Стены и пол давно отскоблили, вымыли горячей водой, сейчаспо углам горели масляные светильники. Фарамунд, в ожидании Лютеции, велелограбить храмы нового бога в дальних городах, зато здесь теперь пахло ладаном,а в окованном медью сундуке хранились черепа и высохшие конечности каких-тобогословов, названных церковью святыми.

Отец Стефаний, немолодой, но поджарый, как борзой пес,говорил быстро и страстно. Фарамунд, к своему удивлению, схватывал все на лету.То ли проповедник умел облекать сложные истины в простые понятные слова, то лисам Фарамунд оказался не последний дурак на свете.

Стефаний оставил школу в Риме, где толковал основы веры, итеперь уже несколько лет бродил по северным землям. Его жар и дар говоритьпросто и убедительно помогали обращать в веру Христа, но, если честно, онвпервые встретил такого трудного собеседника, как этот молодой вождь с оченьсерьезными глазами много повидавшего человека.

На столе помимо хлеба и рыбы были головки сыра и кувшин свином. Стефаний отведал только рыбы, Фарамунд жевал сыр, запивал вином.Стефаний чувствовал, что начинает повторяться, подыскивает новые доводы. Нет,этот вожак не упорствовал, не доказывал превосходство старых богов. Но вопросыего проникали так глубоко, что сам богослов начинал чувствовать, как под егоногами колеблется незыблемая почва учения Христова.

— ... свет истинной веры заставил императораКонстантина на смертном одре принять крещение, — доказывалСтефаний, — а через полвека вера Христа уже воссияла как единственная...

— Как государственная, — поправил Фарамундрассудительно, — а не единственная. Так ведь? Ты ж говорил, что в Риме исейчас изничтожают язычников. Куда жестче, чем они вас, христиан.

— Нам можно, — возразил Стефаний горячо. —Только у нас свет!

— А у других?

— У других не такой свет! Он и не свет вовсе... аблеск, ложный блеск! И вообще это все козни дьявола, злостные измышления.

— Для Бога нет эллина и иудея, — повторил Фарамундзадумчиво, — ни свободного, ни раба... Неплохо сказано! То есть, вашемубогу стало тесно в одном племени, он заявил, что готов принять коммендации отдругих племен и народов? А помогает ему победно идти мощное и сплоченноевойско... э-э.. церковное войско?

Стефаний сказал осторожно:

— Нас ведет Господь...

— Так он же ведет не только проповедников, — возразилФарамунд резонно. — Всех ведет! Даже жуков и муравьев, судя по твоимсловам. Но ты прав, христианство принять надо. Эти идеи насчет смирения,непротивления злу насилием, а особенно эта мысль насчет «нет власти не от Бога»просто здорово! Как эти старые правители вас львам бросали? Вас же надо взадницу поцеловать, что придумали такое!.. Чтоб народ не бунтовал, сволочи...

Стефаний поправил:

— В первую очередь, это смирение перед Господом Нашим,а уже во вторую — перед нашим господином!

Фарамунд налил себе в медную кружку вина. Терпкий ароматраспространился по всему помещению. Организация, подумал он. Римляне бралиорганизацией. Теперь умелой организацией берут эти... легионеры Христа. Впервыевсе культы завязаны в один могучий кулак. Сейчас старые культы даже, скажем,могучего Юпитера, существуют каждый по себе. Вон храмик в городе, который онзахватил последним, не подчиняется могучему Риму. И никогда не подчинялся. Аэти, которые придумали новую веру и нового бога, создают единую систему,подобно могучему и дисциплинированному войску. Даже из самого захудалого селаслужитель нового бога шлет отчеты в Рим и ревностно выполняет его распоряжения.Из Рима можно отстранять от служения любого жреца, в каком бы диком краю тот нинаходился, что просто немыслимо при культе нынешних богов. Понятно, что такаяорганизация сомнет старую веру, уничтожит старых жрецов, их храмы...

Да, разрозненные секты христиан собрались под эгидойимператора Константина... Язычника, кстати, что говорит о том, что не в вередело. Император был не дурак, понял, что это церковное войско тоже можнопоставить на службу... Так, собрались на первый Вселенский Собор, уладилиспорные богословские вопросы, упорядочили церковную догматику, а главное —выработали Символ Веры. Говоря проще, коротко изложили суть новой веры,отобрали наиболее удобные тексты из писаний, остальные объявили ересью,составили свод обязательных правил поведения для христианина.

Через полвека они стали настолько удобной дубиной в рукахимператора, что он объявил христианство государственной религией. Теперьгонениям подвергаются уже не христиане, а сторонники старых богов. Победившиехристиане с упоением жгут библиотеки, разбивают мраморные статуи с изображениемвсяких там аполлонов и гераклов, особенной ярости удостаиваются статуибесстыжих богинь... Вытащив за волосы знаменитую женщину-математика Гипатию,христиане растерзали ее прямо на улице: женщинам отныне только рожать детей ипокорно терпеть побои мужа...

Теплая струнка шевельнулась в насмешливой душе. Это было такнеожиданно, что он не сразу понял, что мысли незаметно повернули в ту сторону,куда поворачивали всегда. Христианка должна рожать детей.

Он вздрогнул, горячая кровь прилила к лицу от такойчудовищной по наглости мысли. Лютеция, существо из солнечных лучей и лунногосияния, чистое и настолько хрупкое, что нельзя даже смотреть в упор... онасоздана для преклонения, она сама чистый и светлый ребенок, какие уж дети...

Но мысль не исчезла, только спряталась поглубже. Взамен жепришло странное беспокойство, томление, что возникает у перелетной птицы,которая осенью чувствует неодолимое желание улететь в дальние края, а веснойеще более неодолимую жажду вернуться как можно быстрее, успеть напиться талойводы, увидеть последние островки тающего снега, поклевать самые-самые первыестебельки зеленой травы...