— Наверное, с тобой все-таки захотят побеседовать вмилиции. Ты близкая подруга… — Витька томился, и я спросила:

— Ты не хочешь, чтобы я рассказывала про любовника?

— Не хочу, — ответил он. — Не надо всей этойгрязи…

— Но если я не скажу об этом, то и про фабрику молчатьпридется, иначе, как все объяснить?

— Вот и молчи…

— Ты предлагаешь мне вводить в заблуждение следствие…

— Ладно, как знаешь… Ты где сейчас?

— На конечной седьмого маршрута, возле бассейна.Слушай, а машина в каком состоянии?

— В отличном.

— Тебе ее вернули?

— Перегнали на стоянку ГАИ. Черт с ней, с машиной, мнеАлька каждую ночь снится, неживая. — Он заплакал тихо и горько, и я вместес ним.

— Витя, — позвала я. — Прости, но я, ей-богу,не знаю, что тут сказать…

— А что тут скажешь? — ответил он и повесилтрубку.

За моей спиной уже выстроилась очередь, однако слезыпроизвели впечатление: народ безмолвствовал, проявляя понимание. Я унылопобрела по улице, забыв про такси. Надо идти в милицию. Заниматься розыскомубийц с Мишей мне не по силам: уж очень опасно. А в милиции люди за это деньгиполучают.

Я замерла, повертела головой, пытаясь сориентироваться, вкаком я сейчас районе, после чего обратилась к прохожему:

— Вы не скажете, где здесь РОВД?

Мужчина начал путано объяснять, а я кивать. Потомотправилась плутать по улицам. Однако районное отделение найти оказалосьнесложно, свернув в очередной раз за угол, я обнаружила здание, выкрашенное вярко-желтый цвет, с нужной мне табличкой на фасаде. Вместо того чтобы увеличитьшаг, я притормозила, а потом устроилась на скамейке. Что рассказывать и о чемумолчать?

Пока я ломала голову, в поле моего зрения появилась темная«девятка». Она медленно проехала мимо, а потом замерла в нескольких метрах отмоей скамейки. В «девятке» не было ничего подозрительного, окно со стороныводителя открылось, молодой парень лениво посмотрел на пейзаж вокруг и закурил,стекла были темные и разглядеть, один он там или нет, возможным непредставлялось. «Далась тебе эта „девятка“!» — разозлилась я, но машина упорновызывала тревогу. В свете последних событий все движущиеся в радиусе десятиметров предметы меня беспокоили. «Или иди в милицию, или к Мише!» — прикрикнулая на саму себя и поднялась. Не успела я сделать и трех шагов по направлению кзаветной двери, как из «девятки» вышел парень, лучисто мне улыбнулся и спросил:

— Девушка, не скажете, который час?

— А что случилось с вашими часами? — спросила я всвою очередь, тыча пальцем на его руку.

— Стоят, — еще лучистее улыбнулся он.

Я попятилась и заявила:

— Если еще шаг сделаете, я закричу. А тут милиция,табличку видите?

— Я ж у вас время спросил, — вытаращил глазапарень.

— Я вас предупредила, а там как хотите…

Пока парень возвращал свои глаза на место, из-за углапоявилось такси, я махнула рукой, машина остановилась, я запрыгнула в нее исказала:

— В ближайшее отделение милиции.

Водитель повернулся, посмотрел на меня и сказал, кивнувголовой на здание канареечной расцветки:

— А это не подойдет?

— Не подойдет, — отрезала я.

Он пожал плечами и тронулся с места. На первом же светофорея заприметила «девятку» и начала томиться. Вскоре ее заметил и водитель.

— Это за тобой? — сурово спросил он, я замоталаголовой, но не убедила его, потому что он заявил: — А ну, давай выметайся!

— Да вы с ума сошли! — ахнула я.

— Выметайся! — повторил он. — Мне приключениябез надобности.

— Какие приключения, если я прошу вас отвезти меня вмилицию.

— Просишь, — согласился водитель. — Вопрос,доедем ли…

Умеют же некоторые успокаивать. Он уже тормозил, а я досмерти перепугалась: ненавистная «девятка» маячила в стороне, но, заметив, чтомы остановились, начала приближаться. Я готова была взвыть в голос и тутувидела двадцатипятиэтажку, прозванную в народе «Пизанской башней». Она былаодной на весь город и печально знаменита тем, что в ней вечно чего-тонедоставало: то воды, то газа. Через полгода после сдачи дома выяснилось, чтоподобные высотки строить у нас нельзя, сданное в эксплуатацию сооружение, точножелая подтвердить это, вдруг дало крен вправо, незаметный глазу, но чуткоуловленный специальными приборами. От мысли строить двадцатипятиэтажки сразуотказались, а людей из «Пизанской башни» решили выселить, но не выселили ипятый год вели дискуссию о последствиях где-то там образовавшейся трещины в фундаменте,вгоняя тем самым жильцов в тоску.

— Высадите меня у «Пизанской башни», — попросилая, водитель покосился на «девятку» и кивнул.

Башня возвышалась посередине проспекта, рядом с торговымцентром, месте очень людном, и влипнуть здесь в историю он, как видно, неопасался. На приличной скорости мы въехали во двор.

— Второй подъезд, — сказала я, сунула таксистуденьги и ухватилась за ручку двери.

Через несколько секунд я уже стояла в подъезде и давила накнопку вызова лифта. К счастью, лифт находился на первом этаже, я поднялась надвенадцатый, затем бегом спустилась на девятый и позвонила в сто вторуюквартиру, где вот уже несколько лет проживала моя подруга Людка.

Работала она дома (шила то ли рукавицы, то ли какие-точехлы, бог знает на что) и сейчас должна быть в своей квартире. Я позвонила ещераз, чутко прислушиваясь к тому, что творится в подъезде: кто-то вызвал лифт, ия начала нервничать. Дверь открыться не пожелала. «Где тебя черти носят?» — вотчаянии спросила я, потом наклонилась и приподняла коврик у двери, под нимдругой, резиновый, а между ними лежал ключ. Избавить Людку от дурных привычекне мог никто, их у нее было великое множество, и она им следовала с упорством,достойным лучшего применения. Сейчас я этому была очень рада.