«У кого-то пожар», — подумала Скарлетт. Но пожарпожаром, а ей все равно необходимо было улечься в постель, пока ее отсутствиене бросилось в глаза.

Сердце уже билось тише, и она на цыпочках стали подниматьсядальше по лестнице. Дом стоял погруженный в, тяжелую жаркую дремоту, словно ион отдыхал, прежде чем во всем блеске восстать вечером от сна в сиянии свечей —под звуки музыки. Скарлетт бесшумно отворила дверь гардеробной, шагнула запорог и замерла, все еще держась за ручку; из неплотно притворенной дверинапротив, ведущей в спальню, до нее долетел приглушенный почти до шепота голосМилочки Уилкс:

— Ну, Скарлетт сегодня разошлась вовсю!

Скарлетт почувствовала, лак сердце снова сделало бешеныйскачок, и она бессознательно прижала руку к груди, словно пытаясь его унять.«Подслушивая, можно порой узнать немало поучительного», — вспомнился ейнасмешливый голос. Уйти? Или внезапно появиться перед ними и вогнать Милочку вкраску, как она того заслуживает? Но при звуках другого голоса она замерла.Упряжка мулов не сдвинула бы ее теперь с места — она услышала голос Мелани:

— Ах, Милочка, зачем ты так! Не будь злюкой, Скарлеттпросто очень живая, жизнерадостная девушка. По-моему, она очаровательна.

«Только этого не хватало! — подумала Скарлетт,бессознательно вонзая ногти в корсаж. — Теперь еще эта слащавая лицемеркабудет за меня заступаться!» Слышать слова Мелани было тяжелей, чем откровенноезлоречие Милочки. Скарлетт не испытывала доверия ни к одной женщине на свете исчитала, что все они, кроме ее матери, руководствуются всегда исключительноэгоистическими побуждениями. Мелани знает, что прочно завладела Эшли, и поэтомуможет позволить себе немножко этакого христианского милосердия. По мнению Скарлетт,это был лишь способ торжествовать, победу и одновременно проявлять незлобивостьхарактера. Скарлетт сама не раз прибегала к такой уловке, обсуждая подруг сосвоими кавалерами, и всякий раз ей удавалось одурачить этих простофиль,заставив их поверить в ее кротость и добросердечие.

— Ну, дорогая, — язвительный голос Милочки звучалуже громче, — ты должно быть, слепая!

— Тише, Милочка, — прошипела Салли Манро. —Твой голос разносится по всему дому! Милочка понизила голос, — но несдалась.

— Да вы же видели, как она кокетничала со всемимужчинами, которых ей только удавалось подцепить, даже с мистером Кеннеди, а онухаживает за ее родной сестрой. Это что-то неслыханное! И она явно заигрывает сЧарльзом. А ведь вы знаете, мы с Чарльзом… — Милочка стыдливо хихикнула.

— Вот как, в самом деле?! — раздались возбужденныевосклицания.

— Только никому не говорите, девочки… пока еще не надо!Заскрипели пружины матраца — кто-то прыгнул, на кровать, чтобы обнять Милочку,кто-то весело рассмеялся… Мелани негромко прощебетала что-то о том, как онабудет счастлива назвать Милочку своей сестрой.

— Ну, а я так совсем не была бы в восторге, если быСкарлетт стала моей сестрой. Это самая нахальная девчонка на свете. —Голос Хэтти Тарлтон звучал удрученно. — Но она почти что помолвлена соСтюартом. Брент, правда, уверяет, что Стюарт нужен ей как прошлогодний снег, воведь Брент сам от нее без ума.

— Если хотите знать, то Скарлетт нужен только одинчеловек, — с таинственной важностью изрекла Милочка. — И этот человек— Эшли!

Перешептывания, восклицания, вопросы за дверью слились вневнятный гул, а Скарлетт похолодела от страха и чувства унижения. Милочка —пустышка, дурочка, совершенная тупица в отношении мужчин — обладала, каквидно, — инстинктивной проницательностью, когда дело касалось особ еепола, и Скарлетт этого недооценивала. Там, в библиотеке, Эшли и Ретт Батлерранили ее гордость, уязвили самолюбие, но все это было булавочным уколом посравнению с тем, что она испытывала сейчас. На мужчин, даже на таких, как этотБатлер, можно положиться — мужчины умеют держать язык за зубами, но языкМилочки, разумеется, сорвется теперь с привязи, как гончая со сворки, и непробьет еще и шести часов, как она раззвонит ее секрет на всю округу! Джералдпрямо как в воду глядел, когда сказал вчера, что не хочет, чтобы вся округапотешалась над его дочерью! И можно себе представить, как они обрадуются!Липкий пот выступил у нее под мышками и заструился по телу.

Спокойный, размеренный, чуть укоризненный голос Мелани намгновение прорвался сквозь всеобщий гомон:

— Милочка, но ты же сама знаешь, что это неправда.Зачем быть такой злюкой!

— Очень даже правда, Мелли, и если бы ты не стараласьизо всех сил видеть в людях только хорошее — даже в тех, в ком хорошего ни нагрош, — ты: бы сама это заметила. А я рада, что Скарлетт в него втюрилась.Поделом ей. Всю жизнь Скарлетт О’Хара только тем и занималась, что стараласьотбить поклонников у всех девушек по очереди и повсюду сеяла рознь… Вы жезнаете, что она отбила Стюарта у Индии, хотя он ей вовсе не нужен. А сегодняона пыталась завладеть и мистером Кеннеди, и Эшли, и Чарльзом…

«Я уеду домой! — подумала Скарлетт. — Уеду домой».

Если бы можно было сейчас каким-нибудь чудом перенестись вТару; укрыться там, спастись! Очутиться возле Эллин, прижаться к ее юбке,выплакаться, уткнувшись ей в колени, поведать ей все. Она не совладает с собой,если будет слушать еще, — ворвется туда и вцепится Милочке в еераспущенные волосы, выдернет полные пригоршни этих бесцветных волос и плюнетМелани Гамильтон в лицо — пусть знает, какого она мнения о ее «милосердии».Нет, она, и так слишком вульгарно вела себя сегодня, совсем как плебейка, какэта белая рвань, — вот в чем беда!

Она крепко прижала руками юбки, чтобы они не шелестели, инеслышно, как кошка, попятилась назад. «Домой! — думала она, спускаясь полестнице, спеша через холл, мимо закрытых дверей и таких безмолвныхкомнат, — Сейчас же домой!» Она уже ступила на веранду, когда новая мысльзаставила ее замереть на месте: она не может вернуться сейчас домой! Не можеттак вот взять и убежать! Она должна пройти через это испытание, выдержатьзлобные выходки всех этих мерзких девчонок, испить до дна и свое унижение, игоречь постигшего ее разочарования. Убежать — значило бы только дать им веемновое против себя оружие.

Скарлетт стукнула, кулаком по высокой белой колонне ипожалела, что нет у нее силы Самсона и она не может разрушить этот дом дооснования, так, чтобы ни, одна душа не уцелела вод его развалинами. Но она имеще докажет. Она заставит их пожалеть обо всем.; Как это сделать, она еще незнала, но она это сделает. Им еще больнее будет, чем ей.

На миг Эшли — Эшли, предмет ее грез, — был забыт.Сейчас он был для нее не тот высокий мечтательный юноша, которого она любила, апросто неотъемлемая часть всего семейства Уилксов. Двенадцати Дубов, графстваКлейтон — всех, кто сделал ее посмешищем и кого она ненавидела. В шестнадцатьлет тщеславие оказалось сильнее любви и вытеснило из ее сердца все, кромененависти.