Качалка, балдахин и котел были помещены на чердак кпрофессору Клоппу. Известно было, что для охраны этих уникальных реликвий Клоппне применял обычных фиолетовых и красных завес, а использовал какое-то другое,уникальное средство защиты. Что это за средство, Клопп, разумеется, никому неговорил, но так многозначительно ухмылялся, что всем невольно становилось не посебе.

Спящий Красавец как виновник похищения был переставленвместе с хрустальным гробом к Зубодерихе, которой Сарданапал велел не спускатьс него глаз.

– А ну как Зуби в него влюбится? – с сомнением спросилакадемик у Медузии.

– В такого крокодила? Исключено! И потом, она ужевлюблена! – успокоила его доцент Горгонова.

Пожизненно-посмертный глава Тибидохса самодовольно крякнул иразгладил усы. Медузии это не понравилось. На самом деле она имела в видуувлеченность Зубодерихи средневековой литературой.

А над учениками Тибидохса уже нависла черная туча экзаменов,хуже которых могли быть только пересдачи и отработки на каникулах.

Разумеется, во время учебного года к экзаменам никто толкомне готовился, и теперь головы учеников буквально распухали от огромного объемасрочно впихиваемой информации. В читалку при библиотеке ухитрялась одновременновтолкнуться вся школа, и если бы не пятое измерение, несколько сот юныхволшебников никак не поместились бы в небольшом зале с семью столами…

То и дело было слышно, как утомившиеся ученики бормочутзаклинания Кофейникус возбуждалус и Пихалус экзаменостис. Джинн Абдулла,которому велено было блокировать эти заклинания, ничего не предпринимал, итолько бородавки зловеще бродили по его лицу.

Библиотечному джинну хорошо было известно, что послесемикратного употребления кофейникуса страшно ноют виски, а после Пихалусэкзаменостис ученики становятся как зомби. Они способны от первой до последнейбуквы оттарабанить любой самый сложный билет, тупо уставившись в лобпреподавателю, но всякий непредугадываемый вопрос, даже самый элементарный,вроде «Какого цвета бывают искры?» или «Кто такой Древнир?», приводит к непредсказуемыми крайне неприятным последствиям.

Перед обедом Таня, недавно выписавшийся Ванька Валялкин иБаб-Ягун изучали новое расписание, вывешенное в Зале Двух Стихий.

– Смотри, опять все переставили! Сразу видно, что Поклеппритащился и качает права. Завтра нежитеведение у Горгоновой. А уже через тридня практическая магия у Клоппа! Вот уж кто точно меня зарубит! Когда я счерного отделения на белое переводился, Клопп чуть не треснул! Он меня простолюто ненавидит! – сказал Баб-Ягун.

– Не зарубит. Лучше билеты учи! – сказал Ванька.

– Ты кому это говоришь, маечник! – завопил Ягун. –Ты хоть его вопросы читал? Да меня от одних названий выворачивает! Например:«Перхоть ведьмака как основа магических зелий» или «Слюни вурдалака и декоктомерзения»… И, знаешь, из чего Клопп заставляет тянуть билеты? Из глотки умерзкой ящерицы!

– Это не ящерица. Это такой африканский божок.Я слышал, он как-то оттяпал руку одному ученику четвертого года. Якобыпотому, что тот, засовывая руку ему в пасть, мысленно обозвал его уродом! –сказала Таня.

Она не спала уже две ночи, готовясь к нежитеведению. Самыехитрые шпоры у Медузии не срабатывали. Заклинания Горгонова блокировала еще наподлете, а схватить у нее пару можно было стремительнее, чем воскликнуть Дрыгус-брыгус.Хочешь не хочешь, приходилось выкладываться на полную катушку.

* * *

На другое утро до завтрака все проснувшиеся, а по большейчасти не ложившиеся еще ученики третьего года столпились перед кабинетомМедузии.

– Один входит, другой выходит. Никаких шпор, никакого вспомогательногочародейства! Кто будет галдеть в коридоре – трижды пожалеет, что не родилсялопухоидом! – строго сказала выглянувшая из кабинета Медузия и потребовалапервых шестерых добровольцев.

Добровольцев оказалось немало. Среди них – Таня и ВанькаВалялкин, решившие, что лучше сразу отмучиться, чем весь день трепать себенервы и спрашивать у всех выходящих: «Как ты? Свирепствует?» Зато Баб-Ягунрешил отправиться последним и взять Медузию измором.

– Мамочка моя бабуся! Уж я-то знаю: надо тогда отвечать,когда преподаватель от усталости под стол сползает. Помните, как я в прошломгоду Зубодериху подловил? Пришел последним. Она уже едва живая сидит, а я ей:«Ура, наконец-то мой любимый предмет! Можно к двум вопросам еще один дополнительныйполучить?» Зуби мне с перепугу пятерку влепила и бегом за дверь. А я-то ина трояк с натяжкой знал… – рассуждал Ягун, но мало кто его слушал. У каждогобыла своя система.

Самым первым отвечать помчался, как ни странно, не Шурасик,освобожденный от экзаменов, и даже не Лоткова, а… Гуня Гломов. Он надеялся, чтопо установившейся традиции Медузия поставит первому смельчаку оценку на баллвыше, чем он заслуживает. «2+1=3. Вполне проходной балл. Жить можно!» –рассуждал Гломов.

– Милости просим! – пожав плечами, пригласила егоМедузия.

Когда пять минут спустя Гуня вышел, все бросились к нему.

– Ну как, сработало?

– Не особенно. 1+1=2. Без права пересдачи. Еще две пары – именя стопудово оставят на второй год, – кисло сообщил Гуня.

– А чего ты так глупо ржал? – спросила Рита Шито-Крыто.

– Мне достался куриный бок и тетки-лихорадки… Про лихорадокя не знал и стал сразу отвечать про куриный бок. Обрадовался, что вопрослегкий. Он, мол, с перьями и все такое… А потом выяснилось, что я невнимательнопрочитал. Ей нужен был не бок, а куриный бог…

Таня вытянула билет, где первый вопрос был про Соломона иКитовраса, а второй про Кострубоньку. Про Китовраса она знала неплохо, напримерто, что он был кентавр, а вот с Кострубонькой дело обстояло хуже. Если она что-тои помнила, так только то, что его нужно все время задабривать.

Ванька Валялкин, которому достался Анчутка, ухитрился забытьвсе заклинания от него и делал Тане умоляющие знаки. Таня понимала, что емунужно, но не могла подсказать. Медузия, не поднимая головы от журнала, наложилана нее немотный сглаз. Когда же Таня попыталась перебросить Ваньке записку,комок бумаги вспыхнул и обратился в пепел.

– Гроттер, после экзамена уберете за собой мусор, а теперьступайте отвечать! Только не наступите на Демьяна! – сказала доцентГоргонова.

Таня встала и, глядя себе под ноги, пересела на стул передпреподавателем, с которого только что сползла большая лохматая сороконожка.

– Горьянов! Приползешь на пересдачу послезавтра, тогда,возможно, я и сниму с тебя сглаз! – напутствовала сороконожку Медузия.

Демьян, не знавший всех тонкостей Пихалуса экзаменостиса,скрылся за дверью.