Вопрос означал, что она уже совершенно примирилась с тем,что Белов вот-вот уедет, и даже готова обсуждать с ним производственную тему. Иеще это означало, что она вполне может забыть о том, что он не выносит пива, нопро его дела она не забывала никогда.

Умна, ох, умна была Леля!..

И это его пугало чем дальше, тем больше, но обойтись без еесоветов он уже не мог.

— А местное население, Лелечка, — ответил он задумчиво, — нато и есть местное население. Заняться им нечем, жизнь у них скучная, а мы ихтак шикарно развлекаем — то телевидение приедет, то депутаты из сельсоветанабегут, то менты пожалуют…

— Это я все и так знаю, — перебила Леля нетерпеливо, — тымне толком расскажи!

Пока он «рассказывал толком», она задумчиво болтала ложкой вкружке с кофе. Никакой привычки к этому аристократическому напитку у нее небыло, и она старательно ее вырабатывала. Больше всего на свете Леля любилагазированную воду «Буратино» и белый хлеб, густо намазанный маслом и посыпанныйсверху сахаром, а вовсе не какую-то горячую коричневую гадкую жидкость! Однакоприходилось привыкать.

Образ «тонкой штучки» требовал еще и не таких жертв, и Леляготова была принести все, сколько бы их ни было.

Белов замолчал и хлебнул из своей кружки, а Леля сказалазадумчиво:

— Ну, то, что они не уходят, тебе только на руку. Нужноправильно их использовать, и все будет хорошо. Верно я говорю?

Белов смотрел на нее и молчал, а она продолжала как ни в чемне бывало:

— Самое главное для вас сейчас — это чтобы ваши заказчикивас не кинули. Мало ли что!.. Перестрахуется какой-нибудь козлик, решит, чтоесли у вас труп в котловане, так с вами и дел никаких иметь нельзя…

— Я звонил Рудневу, — признался Белов неохотно. Об этомникому не полагалось знать, тем более любовнице. Тем более такой, как Леля, —рассказал ему, что у нас за дела…

— А если Степан узнает? — быстро спросила Леля. — Уволит? Ону вас с приветом, а ты через его голову…

— Не узнает, — ответил Белов уверенно, — я принял меры.

Леля искоса на него взглянула, но решила глубже в вопрос невникать. Иногда лучше не знать, чем знать.

— Я должен ехать, — сказал Белов угрюмо. Сильноераздражение, как кофейная гуща, поднявшаяся со дна кружки, подступило к горлу,грозя залить все положительные эмоции, которыми он зарядился в Лелиной постели.

Боже мой, он и впрямь зачем-то пытается уверить себя в том,что встречается с Лелей ради постельных удовольствий!.. «Не корысти ради, токмопользы для» — так это называет тугодум Степа.

Токмо пользы для…

— Я тебе позвеню, — пообещал Белов, поспешно зашнуровываяботинки.

— Я надеюсь, — ответствовала Леля спокойно и чуть иронично.Еще бы он не позвонил!

Пеньюар на ней распахнулся, открывая беловскому взору частьвысокой снежно-белой груди с выпуклым ярким соском.

Против воли он уперся тяжелым взглядом в пенный развалдорогих кружев, чувствуя себя собакой Павлова, которая демонстрируетстопроцентно предсказуемую реакцию.

— Значит, завтра в шесть, — резюмировала Леля, когда Беловвдоволь нагляделся и даже покраснел немного от напряжения, — в случае изменений— мобильный всегда со мной.

— Да, мой генерал. — Белов клюнул ее в щеку дежурнымпоцелуем любовника, который вот-вот закроет за собой дверь, и уже черезтридцать секунд был на свободе.

Нет, черт побери, не на свободе!.. Просто он вышел из камерына прогулку. Вернее, его вывели. Или даже не вывели, а выпустили погулять,потому что деваться ему все равно некуда, это ясно как дважды два.

Все это придется хорошенько обдумать. Не сейчас, потом,попозже, когда будет сделано главное. Он, Эдуард Белов, не сможет и не будетжить со стальным капканом, стиснувшим садистские щучьи зубы на задней лапе иуже порвавшим все сухожилия. Он придумает, как от него избавиться, даже еслипридется для этого перегрызть лапу.

Он сильный, ловкий и все сможет.

Он сел в машину, чувствуя успокоительный и знакомый запахдорогой кожи салона и яблочного дезодоранта, который ему позавчера всучили назаправке. Дезодорант был ему совершенно не нужен, но он пожалел парня, которыйего продавал.

Да. Одни ездят на «лендкрузерах», а другие продают назаправках дезодоранты.

Настроение немного улучшилось.

Черт с ним со всем. Он справится. Конечно, справится, иначеи быть не может. Иначе не стоило ничего затевать, а он затеял. Сам!.. По своейсобственной доброй воле.

Или все-таки не совсем по своей?..

Он задумчиво тронул машину — спешить ему было некуда, ихотелось ехать подольше. Жены скорее всего нет дома, а если и дома, то, значит,строчит на компьютере свои пошлые детективы, которые почему-то идут нарасхват,и на мужнино отсутствие или, наоборот, присутствие ей совершенно наплевать.

Итак, он поедет дальней дорогой — через Крымский мост иСадовое кольцо. Может, повезет и там, несмотря на позднее время, все же будетпробка, в которой он проторчит лишних полчаса и получит возможность еще очем-нибудь подумать.

Ободранная зеленая машина, которая мешала ему припарковатьсяна привычном месте, когда он только приехал к Леле, теперь двинулась следом за«лендкрузером». Водитель зеленой машины не знал, куда именно свернет Белов,поэтому следовал в некотором отдалении. Белов свернул на Садовое кольцо, и водительусмехнулся презрительно.

Вот, значит, как!.. Значит, домой мы по-прежнему не едем.

Куда же? Или у нас еще парочка любовниц? Или мы теперь поделам?

Зеленая машина, трясясь по выбоинам древним телом, ныряламежду грузовиками и троллейбусами в крайнем правом ряду, но от «лендкрузера» неотставала.

Ты за все ответишь, голубчик!.. За все свои проделки ишалости, за предательство, за разбитую жизнь — за все! Осталось совсем немного.Ты все еще уверен, что в полной безопасности, что тебе ничто не угрожает — нучто ж, и на таких, как ты, хитрых, опытных, матерых, бывает проруха.

Это даже забавно, что ты ни о чем не догадываешься. Темсильнее будет потрясение, когда ты наконец узнаешь обо всем.

Только тогда будет уже поздно.

Леночка позвонила, когда Степан был в мэрии, и никак неотставала до тех пор, пока он не пообещал ей, что вечером заедет. Выключитьтелефон он не мог — ему должны были звонить из Сафонова, где, словноподтверждая худшие ожидания, начали сыпаться как из решета нерешаемыепроизводственные проблемы вроде некондиционных плит, которые Петрович почему-топринял, хотя должен был в ту же секунду завернуть всю партию, а возвращать еетеперь было в миллион раз труднее. Кроме плит, еще повело сваи.