Точнее, пока не повело, но у Чернова возникли сомнения,которыми он очень неохотно поделился со Степаном, только когда тот и без негозаподозрил неладное. Из этих подозрений следовало, что сваи нужно загонять поновой, если не все, то по крайней мере четыре основные. Степан долго орал наЧернова, сознавая свою полную беспомощность и сатанея от этого сознания всебольше и больше.

Чернов, как нерадивый приказчик, попавшийся барину подгорячую руку, только повторял, что он «все исправит в лучшем виде», и Степан сполдня уехал в мэрию, отчасти потому, что ему действительно нужно было посетитьэто могучее учреждение, отчасти потому, что в мэрии спрятаться от СашиВолошиной было гораздо проще, чем в офисе.

А потом пристала Леночка, будь оно все проклято!..

И он поехал к ней, как будто некто невидимый и всесильныйволок его на аркане, а он покорно и тупо переставлял ноги в заданномнаправлении и улыбался при этом слюнявой улыбкой душевнобольного.

Ну и что такого, сказал он себе, пытаясь заглушитьнеотвязное, как изжога, чувство недовольства собой. Подумаешь, свидание сбывшей женой! В конце концов, у него тоже должна быть какая-то личная жизнь,тем более никто не посмеет упрекнуть его в том, что он на целый вечер оставляетребенка одного. У ребенка теперь была прибалтийская крыса, и ребенок былсчастлив.

Едва заступив на работу, крыса придумала новое правило,которое неукоснительно выполнялось каждый день Теперь Иван после обеда звонилотцу и докладывал о событиях, произошедших за полдня, и о своих планах навечер. Степан должен был выслушивать отчет и в ответ сообщать, во сколько будетдома. До сегодняшнего дня Степан старательно соблюдал эти новые правила, хотяникто его об этом не просил и никаких нововведений с ним не согласовывал. ИнгаАрнольдовна, очевидно, сочла их чем-то само собой разумеющимся.

Алле-оп! Барьер, Пурш!.. Надо, надо постараться, мальчик!Барьер! Еще барьер!

Существование Саши Волошиной каким-то образом примиряло егос жизнью. До тех пор, пока, стоя под ее дверью и обливаясь липким потом, он непонял, что она, черт ее побери, такая же, как они все. Ее тоже нужно бояться иненавидеть.

Леночка была в превосходном настроении. Она никогда несомневалась в своей власти над Степаном, но ей доставляло истинное удовольствиеполучать и получать подтверждения своей магической силы.

«Бедный, милый, неустроенный Степа!.. Стоит даже непошевелить пальцем, а просто посмотреть в его сторону — и он уже ползет набрюхе, готовый на все ради одного только ласкового слова. Иногда он, правда,ворчит немножко, как состарившийся на службе одряхлевший пес, и наивно думает,что его ворчание можно принять за истинное неудовольствие, но пусть его ворчит.Мы оба знаем, что никуда и никогда он не денется. Собственную натуру победитьневозможно, а я отлично — лучше всех! — знаю, что делать, чтобы ему даже вголову не приходили мысли о восстании и освобождении. Так что пусть ворчит.Тешит свое мужское самолюбие».

Как всегда в постели с Леночкой, Степан чувствовал себя нечеловеком, а чем-то средним между диким кабаном и быком-производителем. Леночкавиртуозно умела с ним обращаться, чтобы он именно так себя и чувствовал. Онсопел. хрюкал, трудно дышал, потел и после бурного финала не испытывал ничего,кроме неловкости и стыда. И еще некоторого недоумения — зачем он опять поддалсяна ее уговоры?

Зачем приехал? Зачем покорно впадал в состояниебыка-производителя, как бы получив соответствующий укол?! Что за непреодолимаясила, которой он не мог сопротивляться, тащила его в Леночкину постель?! Ладнобы у него был бешеный темперамент, который он не мог контролировать, но у негоне было не то что бешеного, но и вообще ничего такого. что могло бы называтьсятемпераментом. В молодости его это огорчало, а сейчас что ж… Не дано — значит,не дано. Все равно что расстраиваться из-за цвета глаз или формы носа — оченьумно и вполне достойно пятнадцатилетней красотки из какого-нибудь «Ж» класса. Вего, Степановом, возрасте уже можно смело признать, что он вовсе неголливудский секс-символ, а задавленный работой и однообразными проблемамиотец-одиночка.

И хрен с ним, с темпераментом!..

Только почему-то этот отсутствующий темперамент начиналпроявляться именно когда звонила Леночка.

Степан отлично знал все, что будет дальше, — и все-такиприезжал, и изображал быка-производителя, и не контролировал себя, и чувствовалсебя неуклюжим, толстым, неумелым, и собственные руки на Леночкиной нежной кожеказались ему оскорблением, и понимал, как, должно быть, противно ей трогатьего, волосатого и потного от страсти.

И еще он отлично понимал, что во всем этом не было ничего,совсем ничего человеческого.

После секса он становился молчалив и мрачен, но Леночке,которая к тому времени уже получала все, что хотела получить, было на этонаплевать, поэтому она спокойно отпустила его в ванную, откуда он потопалпрямиком в холл, старательно отводя глаза от разгромленной постели, которую,как назло, было видно практически из всех точек Леночкиной квартиры.

— Я поехал, — мрачно доложил он из коридора, но Леночка дажеи не подумала встать, поэтому ему пришлось заглянуть в спальню.

Леночка лежала поперек кровати и рассматривала свои кольца.Колец было много, и все они блестели умеренно благородным бриллиантовымблеском. По совершенной Леночкиной шее скользили тонкие бриллиантовые всполохи.

«Задушить бы ее», — неожиданно подумал Степан.

— Уже поехал? — переспросила Леночка довольно равнодушно. —Что так рано? У тебя опять проблемы с ребенком? Или ты все-таки догадался его влагерь отправить?

— Ребенок со мной. Ни в какой лагерь он не поедет. Длязаграницы он мал еще, а в наших лагерях ему делать нечего, там одни только вшии комары, — сказал Степан, морщась. — Ты бы, мать, хоть на праздник лета к немупришла. Я же тебе оставлял сообщение на автоответчике. Как-никак он твой сын…

— Он твой сын, Степа, — отозвалась Леночка безмятежно,вытянула ногу и занялась ее созерцанием. На следующей неделе придется делатьэпиляцию. Лишние волосы на теле доставляли Леночке массу хлопот. — Ты и ходи внему на праздник лета. А лучше всего отдай ты его, в конце концов, в интернат.Ну, это смешно просто — молодой мужик с утра до ночи с ребенком нянчится! Тебечто, больше делать нечего? Или ты надеешься, что я вечно буду тебя в кроватиобслуживать, как образцовая бывшая жена, а?

Ничего ужасного она не сказала. Он сто раз слышал от неенастоящие оскорбления, а не какие-то там беззубые намеки, но на этот разпочему-то взбесился.

Почему?..

Он покраснел так, как будто внутри головы неожиданнозажглась красная лампочка, глаза стали белыми, а губы потемнели чуть не дочерноты. Леночка за всеми этими превращениями следила с неподдельным интересом.