– Ах, как это мило с вашей стороны, – забормоталон. – Как это кстати. Мне что-то, знаете ли, тошно как-то стало…

– Ну вот и поедемте чай пить… – прямо вся светясь,сказала Татьяна.

– На меня, знаете ли, всегда растерзанные столы тоскунаводят, – проговорил Лучников.

– Знаю, знаю, – сказала ему Татьяна беззвуч1шмшевелением губ.

– Пожалуйста, пожалуйста. На чай, пожалуйста, –наконец высказался десятиборец.

«Ты что, рехнулась?» – взглядом спросил он жену.

«Катись!» – ответила она ему тем же путем.

У Лучникова в арендованном «жигуленке» всегда лежало навсякий случай несколько «фирменных» бутылок и блоков сигарет. Все это он сейчассвалил на столик в прихожей татьяниной квартиры. Свалил и, услышав из глубиныквартиры детские голоса, ужаснулся: о детях-то он забыл – ни жвачки, никока-колы, ни автомобильчиков «горджи» с собой нет. Он почему-то никогда недумал о Татьяниных детях, и она сама никогда не говорила с ним ни одвенадцатилетней Милке, ни о десятилетнем Саше.

Дети пришли познакомиться с иностранцем. Милка – нимфеточка,другой и не могла быть дочь Татьяны. А вот Саша: Арсюша, Андрюша, Антоша и Саша– вдруг выстроилась в голове Лучникова такая схема. Он испугался. Лобастыйстройненький мальчик, кажется, грустный. Как раз десять лет назад мы с Танькойи встретились. Тогда я уволок ее с какой-то пьянки и без всяких церемоний… Данеужели? Глаза серые, и у меня серые, но и у десятиборца серые. Челюстькрепкая, и у меня крепкая, а у десятиборца-то просто утюг… В полнойрастерянности Лучников подарил Саше свой «монблан» с золотым пером. В проемекухонной двери появилась Татьяна.

– Ну как, уже познакомились? – Звонкая бодраяспортсменочка.

Лучников глазами спросил ее о Саше. Она комически развеларуками и одновременно пожала плечами и так застыла с обезьяньей греховноймордочкой. Это было очень смешно, и все засмеялись – и Лучников, и дети, аТанька еще попрыгала, подтанцевала на месте: елочка-дешевочка.

Десятиборец отошел к так называемому «бару» и вернулся сдвумя бутылками французского коньяка, – дескать, мы тоже не лыком шиты.

Тут такая уж пошла фальшивка! Десятиборец сел заполированным столом напротив Лучникова и налил хрустальные рюмки – всемрасполагаем, и коньяк и хрусталь, – вроде он именно к нему пришел, этотлюбопытный иностранец; мужчина же, значит, к мужчине.

– Ну, со свиданьицем, – сказал он. – Татьяна,выпьешь?

– Сейчас! – донеслось из кухни.

– Л вы где работаете? – спросил Лучников.

– Как где? – удивился десятиборец.

– Ну, вы работаете вообще-то где-нибудь или… или«фриланс»?

– Как вы сказали? – напрягся десятиборец.

– Внештатно! – перевела из кухни Татьяна.

– Ну, я вообще-то заместитель начальника Главка, –сказал десятиборец. – Главное управление спортивных единоборств.

Лучников засмеялся – шутка ему понравилась. Видимо, пареньвсе же не так уж и туп.

– А что вы смеетесь, Андрей? – спросила, входя сподносом, Татьяна.

– Понравилась шутка вашего мужа. Главное управлениеспортивных единоборств – это звучит!

– Что же тут смешного? – удивился Суп.

– Такой Главк и в самом деле есть в нашемкомитете, – сказала Таня. – Все нормально. Главк как Главк. Главноеуправление спортивных единоборств…

Лучников чувствовал себя пристыженным всякий раз, когдасоветская явь поворачивалась к нему еще каким-нибудь своим непознанным боком.Все же как ни сливайся с ней, до конца не постигнешь.

– Юмор все-таки существует: он в том… – сказал он,стараясь на Татьяну не глядеть, – что вы работаете в Главке единоборств, асами-то десятиборец.

– Так что? – спросил муж.

Татьяна расхохоталась. Она уже успела «махнуть» большуюрюмку коньяку.

– А мне как-то и в голову раньше не приходило, –сказала она. – В самом деле смешно. Десятиборец в единоборстве.

Хохот был несколько тревожащего свойства.

– Насчет десятиборья, так у нас прежних заслуг незабывают, – сказал муж. – Вот гляньте! Вот мои этапы. Восемь лет впервой десятке держался…

Кубки и бронзовые фигуры венчали югославский сервант.Лучникова немного раздражала заурядность квартирного стиля – все-таки домТатьяны представлялся ему в воображении (если когда-нибудь представлялся)каким-то иным.

Пошла вторая рюмка. Про чай и думать забыли.

– Вот поэтому я так отлично сейчас трудоустроен, –пояснил муж. – Вы понимаете?"

Лучников посмотрел на Татьяну – как, дескать, себявести? – но она как будто и не думала ему подсказывать, хохотала,наслаждалась ситуацией.

– Понимаете, о чем я говорю? – десятиборецнастойчиво пялил на Лучникова глаза над своей четвертой рюмкой.

– Понимаю.

– Ни черта вы не понимаете. У вас там спортсменов сразузабывают, наглухо, а у нас постоянная забота. Это понятно?

– Понятно.

– Что-то не замечаю, что вам понятно. По лицу такого неопределяется.

– Ой, умру. – Татьяна заваливалась за спинкустула. – Андрюша, сделай умное лицо.

– Напрасно смеешься, – десятиборец взял жену заплечико. – У них одно, у нас другое. Вон товарищ тебе подтвердит безвсякой пропаганды.

– У нас, конечно, не то, не так масштабно, –подтверждал Лучников, искоса поглядывая на Сашу, который сидел на тахте, поджавногу. – У нас там Комитета по спорту вовсе нет. Все пущено на самотек.Многие виды изрядно хромают.

– Вот! – вскричал десятиборец, глядя в лицо своейжене, которая в этот момент, надув укоризненно губки, кивала чужеземцу – как,мол, вам не ай-я-яй.

– Что и требовалось доказать! – четвертая рюмкаухнулась в бездонные глубины. – А теперь ты еще скажи, что советскиеспортсмены – профессионалы!

– Никогда этого не скажу, – Лучников решительнооткрестился от такого приглашения.

– А ты скажи, скажи, – напирал Суп. –Думаешь, не знаем, что ответить?

– Он недавно на семинаре был по контрпропаганде, –любезно пояснила Татьяна.