— О чем, о наших взаимоотношениях? Но ты же не из тех,кто легко опускает руки!

Теперь Адам по-настоящему сердился. Ради работы она лезла изкожи вон, а ради него, ради их отношений — нет.

— Адам, давай забудем о проблеме. Она постепенно самауйдет.

— Вот как? Сколько это уже продолжается? Ты говоришь:двенадцать лет, и мне не кажется, что ты забыла обо всем. Сколько ты намеренаждать, пока проблема уйдет? Лет тридцать? А может, все пятьдесят? Тогда тыпочувствуешь себя гораздо лучше, тебе будет всего шестьдесят три года иначнется ну очень богатая половая жизнь. Хилари, будь же серьезнее!

Адам взял ее за руку и увлек опять на кровать рядом с собой.Но Хилари понимала, что он хочет от нее слишком много, столько, сколько она нев состоянии ему дать; хочет сердца, души, самопожертвования, брака, детей —всего, чего лишила его жена, и даже больше того.

Она же не могла осчастливить его. Теперь она умела толькобрать, делиться была готова лишь очень малым. Остальное ушло. Всю свою любовьХилари отдала очень давно, а энергию сохраняла лишь для восхождения послужебной лестнице в телекомпании.

— Я хочу, чтобы ты сходила к психотерапевту. Ожидаяответа, он напряженно вглядывался в ее лицо. Но для Хилари визит кпсихотерапевту был равнозначен трепанации черепа, она не желала, чтобы кто-токопался у нее в мозгах, а отчасти и боялась этого.

— Я не могу.

— Что за чушь! Почему?

— У меня нет времени.

— Надо найти. Пойми, у тебя серьезная проблема.

. Однако постепенно и Хилари начала сердиться. Он не имелправа учить ее жизни только потому, что она не хотела заниматься с ним любовью.

— Может, все наладится." — Но она говорила так,как будто это ее не особенно волновало, и Адам окончательно расстроился.

— Само собой?.. Хилари кивнула.

— Я не верю.

— Дай срок, Адам. Это же всего-навсего первый раз. Адамдолго молча сидел и смотрел на нее. Он увидел больше, чем ей бы хотелось.

— Ты мне очень многого не говоришь, правда? Онаулыбнулась загадочной улыбкой сфинкса:

— Это не столь важно, Адам.

— Я тебе не верю. По-моему, ты всю жизнь прожила как вкрепости.

— Да, раньше я так жила.

— Почему?

— Потому что вокруг было слишком много людей, которыепричиняли мне боль.

— А теперь?

— Теперь я им этого не позволяю. Адаму явно было еежаль. Он наклонился к Хилари и, ласково положив ей руку на плечо, поцеловал.

— Я не причиню тебе боли. Хил… Клянусь… В его глазахстояли слезы. Хилари очень хотела бы ответить ему взаимностью, но не могла. Онатеперь точно знала, что не способна испытывать нежных чувств к кому бы то нибыло, разве этот кто-то сумел бы пробудить в ней неведомую страсть, но такогоона тоже не могла себе представить.

— Я люблю тебя…

Ответом на эти слова был только ее печальный взгляд. Адамулыбнулся и снова ее поцеловал. Он понял, и это тронуло Хилари.

— О'кей… Можешь ничего не говорить… Только позволь мнелюбить тебя.

Он уложил ее спиной на подушки и стал пальцем нежно водитьпо ее телу; с боков к пупку и обратно, обрисовывал ее груди, гладил плавнымидвижениями живот. Затем в эти ласки включился язык.

Так продолжалось очень долго. Хилари забыла о своейбесчувственности, извивалась в его объятиях и просила большего, но Адам неспешил. Он лишь позволил ей прикасаться к себе и сам слегка поглаживал ее своимпульсирующим членом, словно рукой в атласной перчатке, пока она, наклонясь, нестала его гладить и целовать. Адам трепетал, подобно ей, а потом вдруг, сначалагубами, затем пальцами, почувствовал в ней страх и нарастающее напряжение,непонятное ему, — Все хорошо, Хил… Все хорошо… Я тебя не обижу… Я…пожалуйста, деточка… пожалуйста, позволь мне… пожалуйста…

Воркуя, как мать со своим ребенком, он вошел в нее и неостановился, пока не достиг оргазма. Хилари, он знал, его не испытала. Но всеравно это был шаг вперед.

— Я сожалею. Хил…

Адам хотел, чтобы она ощутила то же, что и он, но для этогонужно было время.

— Не надо. Было чудесно.

Хилари тихонько лежала рядом с ним. Вскоре Адам уснул, а онаглядела на него и задавала себе вопрос, будет ли когда-нибудь чувствовать кнему то, что он хочет, и будет ли способна любить кого бы то ни было или жетело ее слишком переполнено ненавистью и отравлено ядом горечи.

На следующее утро Адам ушел до того, как она встала, потомпригласил ее на ленч, но Хилари ответила, что слишком занята.

Он хотел встретиться с ней вечером, однако Хилари проводиласобрание. В отчаянии он предложил ей провести воскресенье с ним и егосыновьями, которых забрал на уик-энд. Хилари долго пребывала в страннойнерешительности и, похоже, хотела отказаться, но у Адама был такой несчастныйвид, что она согласилась.

— У меня классные ребята, они тебе понравятся.

— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулась она, хотябыла полна тревоги.

Хилари многие годы избегала детей и не горела желаниемзнакомиться с мальчиками Адама, а тем более привязываться к ним. Своиматеринские чувства она давно удовлетворила. Двоих детей, которых Хиларилюбила, у нее забрали.

Договорились встретиться в Центральном парке. Утром ввоскресенье она надела джинсы, футболку и отправилась туда. Адам обещалпривезти все для игры в бейсбол и пикника.

Когда Хилари увидела их под деревом, младшего на коленях уотца, а старшего рядом, в ее сердце шевельнулось что-то давно, казалось бы,исчезнувшее. Это было невыносимо. Она остановилась и хотела бежать, но пожалелаАдама. Однако, подойдя к нему, почувствовала себя еще хуже. В его глазах былалюбовь сродни той, которую она испытывала к Меган и Акси.

Ленча Хилари так и не дождалась — в течение получасапонаблюдала, как они играют в бейсбол, а потом сослалась на ужасную головнуюболь и ушла. Парк она покинула вся в слезах и всю дорогу до дома не замечала нисветофоров, ни машин, ни пешеходов.

Остаток дня она, рыдая, пролежала в кровати и еще разосознала, что Меган и Александра ушли из ее жизни навсегда. Надо было заставитьсебя помнить это. Не имело смысла истязать себя или тешить напрасныминадеждами, потому что никто не знает, где они находятся, и найти их практическиневозможно. Кроме того, они уже не дети, а взрослые женщины. Александредвадцать два года, а Меган семнадцать. Увидеть их больше никогда не удастся. Нои других детей Хилари видеть не желала, она не могла этого выносить.

Когда вечером зазвонил телефон, она сняла трубку и тут жеположила ее обратно, а на следующий день вела себя так, как будто ничего неслучилось: была милой, деловой и приветливой, но холодной, и Адам так и неузнал, чем ей в конце концов не угодил.