— Личико ничего. Впрочем, и фигурка тоже.

— Я постараюсь пропустить мимо ушей последнюю фразу, —сообщил Фаррел и вежливо предложил встретиться вчетвером и пообедать, когдаДжули снова будет в городе. — Передайте Мередит, что я заеду за ней завтравечером в половине восьмого. Можете позвонить моему секретарю утром и дать ейадрес.

Стюарт, чувствуя, что от него не только отделались, как отназойливого попрошайки, но еще и поставили при этом на место, кивнул и закрылза собой дверь. Оказавшись за порогом офиса, он начал гадать, действительно лиделает Мередит одолжение, не предостерегая, что нужно не просто уходить, абежать от подписанного соглашения, и неважно, влюблена ли она в мужа или нет.Этот человек — настоящая машина, бескомпромиссный, холодный, неумолимый исовершенно бесстрастный. Даже намеренно-пренебрежительный отзыв о сестре нетронул ублюдка.

Оставшись в одиночестве, Мэтью Фаррел тяжело рухнул вкресло, откинул голову и закрыл глаза.

— Иисусе, — прошептал он, глубоко, прерывисто вздыхая, —благодарю тебя.

Это была его первая, робкая молитва за последние одиннадцатьлет. И первый свободный вздох за последние два часа.

— Ну как прошла встреча с Фаррелом? — спросил Паркер, неуспев войти в квартиру Мередит, чтобы отвезти ее в ресторан на ужин и, как онвыразился утром, отпраздновать ее предстоящий развод. Но его улыбка погасла,как только она рассеянно откинула волосы со лба и безмолвно покачала головой.

— Мередит, что случилось? — охнул он, сжимая ее плечи.

— По-моему, тебе лучше сесть, — предупредила она.

— Я лучше постою, — отказался он, хмурясь. Десять минутспустя, когда она закончила рассказывать, Паркер уже не выглядел расстроенным,он казался разъяренным… на нее.

— И ты согласилась на это?

— А что мне оставалось делать? — воскликнула Мередит. — Мненечего было предложить ему взамен. У него все козыри, и он предъявил мнеультиматум. Все не так уж плохо, — уговаривала она, пытаясь заставить егоулыбнуться. — Мне нужно часа два, чтобы все обдумать, и поверь, все случившеесяскорее огромная неприятность… расстройство… и больше ничего. Пожалуйста, будьобъективен.

— Я чертовски объективен и поэтому не согласен, — резкобросил Паркер.

К несчастью, Мередит была так измучена, так истерзанаугрызениями совести, что совершенно не сообразила: Паркеру станет лучше, еслиона почувствует себя виноватой, когда придется показываться с Мэттом на людях.

— Послушай, — предложила она с ободряющей улыбкой. — Дажеесли я поеду куда-нибудь и получу развод, начнется бесконечная судебнаяволокита из-за прав на имущество. А так все будет улажено и через полгодазакончится — развод, суд, все остальное…

— Верно! — взбешенно рявкнул Паркер. — И три из этих шестимесяцев ты должна провести с Фаррелом.

— Я уже говорила и скажу еще раз: мы вовсе не обязательнодолжны вступать в интимные отношения! И… и остается почти половина недели,чтобы побыть вдвоем с тобой.

— Действительно настоящий справедливый сукин сын!

— Ты теряешь способность логически мыслить, — предупредилаМередит, запоздало сообразив, что каждое ее слово действует на Паркера каккрасная тряпка на быка. — Он делает все это, чтобы отомстить моему отцу, а непотому, что ему нужна я!

— Не морочь мне голову, Мередит! Фаррел вовсе не слеп и ктому же не голубой и намеревается заполучить тебя каким угодно способом! Тысама несколько раз повторяла, что эти ублюдки-адвокаты настоятельно подчеркивали,что считают Фаррела твоим мужем! И знаешь, что я нахожу самым возмутительным?

— Нет, — пробормотала она, чувствуя, как бессильные слезыподступают к горлу, — пожалуйста, объясни, если способен вести себя каквоспитанный человек и не быть вульгарным и высокомерным.

— Так это я вульгарен? я?! Фаррел смеет делать тебе подобноепредложение, а я при этом вульгарен и высокомерен! Так вот, самоеотвратительное, самое мерзкое во всем этом — то, что ты даже не особеннорасстроена! Он предлагает тебе пять миллионов долларов за постельные услугичетыре раза в неделю, а я вульгарен? Именно это тебе нужно — повременная оплатав несколько сотен тысяч долларов?!

Усталость и раздражение Мередит были неожиданно сметеныбезрассудной яростью.

— Если хочешь знать, — вскинулась она, — по закону он моймуж!

— А я, черт побери, кто с точки зрения закона — бородавка?

— Нет, ты — мой жених.

— И сколько ты собираешься запросить с меня?

— Убирайся, Паркер, — спокойно и тихо приказала Мередит.Отступать она не собиралась.

— Прекрасно.

Он схватил пальто с кресла, и Мередит, борясь со слезами,стянула с пальца обручальное кольцо.

— Возьми, — хрипло пробормотала она, протягивая его Паркеру.

Паркер взглянул на нее, и гнев его растаял.

— Не нужно, — покачал он головой. — Оставь пока у себя. Мыоба слишком рассержены, чтобы думать связно. Но случившееся ужасно тревожитменя и мучит. Я взбешен, а ты преподносишь мне все это словно чертову удачнуюшуточку!

— Дьявол, да я просто пытаюсь успокоить тебя! Паркер,поколебавшись, протянул руку и сомкнул ее пальцы над кольцом.

— Что ты наделала, Мередит? Я чувствую себя так, словно миробрушился, а ты… ты, кому придется выносить следующие три месяца, ведешь себякак ни в чем не бывало! Может, мне действительно следует держаться подальше,чтобы у тебя было время решить, какое место я занимаю в твоей жизни?

— А я считаю, — сухо возразила Мередит, — тебе следуетнемного подумать, почему, вместо того чтобы посочувствовать и ободрить меня, тыпытаешься представить все происходящее как покушение на твою личнуюсобственность.

Паркер молча ушел, хлопнув дверью, а Мередит усталоопустилась на диван. Мир, казавшийся таким ясным и светлым всего несколько днейназад, теперь лежал в развалинах, как каждый раз, когда приходилосьсталкиваться с Мэтью Фаррелом.

— Простите, сэр, но здесь ставить машину запрещено, —объявил швейцар, когда Мэтт остановил автомобиль перед домом Мередит.

Полностью занятый мыслями о предстоящей встрече с женой,Мэтт сунул стодолларовую банкноту в руку швейцара и, не замедлив шага,направился к дверям.

— Я присмотрю за ней, сэр! — окликнул швейцар. Огромныечаевые были одновременно платой за возможные услуги в будущем, но Мэтт ничегоне объяснил, да и вряд ли в этом была необходимость: швейцары всего мирасчитались тонкими дипломатами и экономистами, понимающими, что большие чаевыевезде считались авансом за всевозможные деликатные поручения. Правда, Мэттсейчас не был уверен в том, что воспользуется этими услугами, но поддерживатьхорошие отношения со швейцаром в доме Мередит необходимо и может пригодиться.