— Сколько писем ты получила от меня? Мередит не хотелаотвечать, честно стараясь игнорировать его, но поняла, что не может молча дуться.

— Пять, коротко ответила она, глядя на свои затянутые вперчатки руки.

— А сколько написала сама? — настаивал он. Мередит,поколебавшись, пожала плечами.

— Сначала я писала тебе дважды в неделю. Позже, когда ты неотвечал, стала писать раз в неделю.

— Я написал тебе десятки писем, — снова повторил он, на этотраз куда более подчеркнуто. — Вероятно, твой отец перехватывал письма исовершенно случайно не смог заполучить те пять, что попали тебе.

— Теперь это уже не важно.

— Разве? — с уничтожающей иронией осведомился он. — Боже,стоит мне подумать, с каким нетерпением я ждал писем от тебя, что чувствовал,когда доставляли почту, а для меня ничего не было!

Напряжение и страсть в этом глубоком голосе потрясли Мередитпочти так же, как произнесенные слова. Мередит ошеломленно взглянула на него,поскольку раньше он ничем не давал понять, что она значит для него что-то какличность. В постели — да, но и только.

Неяркий свет приборной доски бросал отблески на застывшеемужественное лицо Мэтта, подчеркивая скульптурно очерченный рот и надменныйподбородок.

И неожиданно время словно повернуло свой ход вспять, и онаснова сидела рядом с ним в «порше», наблюдая, как ветер играет густыми темнымиволосами, одновременно притягиваемая и отталкиваемая этими строго-красивымичертами и откровенной чувственностью. Теперь он стал еще красивее, и неустанноечестолюбие, которое она ощущала в нем и раньше, давно нашло выход иреализовалось, превратившись в силу, с которой невозможно не считаться, силунепреодолимую, безжалостную, неистовую.

Мередит заметила тонкую улыбку Мэтта. Радуется, что удалосьнаконец пробить броню ее молчания?

— Приехали, — объявил Мэтт, сворачивая вправо, в подземныйгараж под домом, где находился его пентхаус.

— Так и знала, что ты попытаешься это выкинуть! — взорваласьона, готовая немедленно выпрыгнуть из машины и отправиться домой пешком, еслине найдет подходящего транспорта.

— Мой отец хочет видеть тебя, — спокойно пояснил Мэтт,втискивая машину между лимузином с калифорнийскими номерами и темно-синим«ягуаром», совершенно новеньким до такой степени, что даже номера еще быливременными.

Что ж, если Патрик здесь, тогда… — Мередит неохотно вышла измашины.

Дверь открыл приземистый телохранитель, а позади стоялшироко улыбающийся Патрик Фаррел.

— Вот она, — мрачно пошутил Мэтт, — доставлена поназначению, как я и обещал, жива, здорова и зла на меня как черт.

Патрик протянул Мередит руки, и она оказалась в егообъятиях. Сжав ее плечи, Патрик подвел Мередит к водителю:

— Это Джо О'Хара. По-моему, официально вы еще не знакомы.

Мередит умудрилась выдавить слабую, смущенную улыбку,вспомнив ту скандальную сцену, свидетелем которой стал водитель.

— Как поживаете, мистер О'Хара?

— Рад познакомиться, миссис Фаррел.

— Моя фамилия Бенкрофт, — твердо поправила Мередит.

— Верно, — согласился он, бросив вызывающий взгляд на Мэтта.— Пат, я буду ждать в машине у входа.

В прошлый раз Мередит была слишком расстроена, чтобызаметить почти кричащую роскошь квартиры. Теперь же, слишком напряженная, чтобысмотреть на кого бы то ни было, она огляделась и почувствовала невольноевосхищение. Поскольку пентхаус Мэтта занимал самый верхний этаж, все внешниестены были отлиты из стекла, открывая великолепную панораму города, залитуюогнями. Три пологих ступеньки вели вниз из отделанного мрамором фойе в жилуючасть квартиры, но вместо перегородок одну комнату от другой отделяли лишьизящные колонны. Прямо перед Мередит располагалась гостиная, достаточно большаядля того, чтобы вместить несколько диванов и бесчисленные стулья со столами.Справа на уровне фойе находилась столовая, а чуть выше и позади — уютный салонс резной стойкой бара. Эта квартира была спроектирована, и обставлена, чтобыпринимать гостей и развлекать изысканное общество, производить впечатлениероскошью и богатством, и, кроме всего прочего, казалась полнойпротивоположностью квартиры Мередит. Но несмотря на это, все здесь невероятноей понравилось.

— Итак, — ослепительно улыбнулся Патрик, — как тебе здесь?..

— Очень мило, — призналась она.

И только сейчас до нее дошло, что присутствие Патрика моглостать ответом на ее молитву. Она не могла поверить, что он в полной мереосведомлен о тактике запугивания, примененной его сыном по отношению к ней. ИМередит поклялась, потолковать с ним по возможности с глазу на глаз и уговоритьего вмешаться.

— Мэтт любит мрамор, но мне как-то не по себе, — шутливопожаловался он. — Заставляет меня чувствовать себя так, словно я умер инахожусь на кладбище.

— Могу представить, что вы ощущаете, лежа в его ванне изчерного мрамора, — заметила Мередит с легкой улыбкой.

— Погребенным, — немедленно согласился Патрик, провожая ее всалон. Мередит уселась, но Патрик остался стоять.

Мэтт подошел к бару.

— Что будете пить?

— Имбирное пиво, — попросил Патрик.

— И мне тоже, — присоединилась Мередит.

— Ты выпьешь шерри, — властно объявил Мэтт.

— Он прав, — покачал головой Патрик, — меня совершенно нерасстраивает смотреть, как пьют другие. Так ты знаешь о мраморных ваннах Мэтта?

Мередит от всей души пожалела о некстати сорвавшихся словах.

— Я… видела снимки в воскресных газетах.

— Так и знал! — провозгласил Патрик, весело подмигивая ей. —Все эти годы, когда бы снимок Мэтта ни появлялся в журнале или где-то еще, яповторял себе: надеюсь, Мередит Бенкрофт увидит это. Ты ведь не выпускала егоиз виду, верно?

— Нет! — нервно воскликнула Мередит. — Конечно, нет!

Как ни странно, именно Мэтт помог ей выйти иззатруднительного положения. Подняв глаза от бара, он сообщил:

— Кстати, пока мы обсуждаем тему славы и известности, может,объяснишь, каким образом намереваешься держать наши встречи в секрете, чего, пословам твоего адвоката, ты так желаешь?

— В секрете? — переспросил Патрик. — Но почему?

Мередит подумала о десятке вполне разумных доводов и вескихпричин, но не могла же она высказать их отцу Мэтта, да и сам Мэтт бесцеремонновмешался.