— Возможно, у них есть на то свои причины, — предположилмистер Саттертуэйт.

— Да какие причины? В основном деньги, — сказал полицейский.— Иногда, правда, женщины, — добавил он, поворачиваясь. — Они, может, сами и невиноваты — просто от некоторых женщин кругом одни неприятности.

— Да, бывают такие женщины, — согласился мистер Саттертуэйт.

Когда полицейский ушел, он присел на окутанную туманомскамью и задумался: может, и Троянская Елена была самая обыкновенная женщина,которой — на счастье или на беду — боги даровали прекрасное лицо?

Мистер Саттервейт не спеша шел по Бонд-стрит, наслаждаясьясной солнечной погодой. Одет этот старый джентльмен был со свойственной емуаккуратностью и со вкусом. Он направлялся в Харчестерскую галерею, гдепроходила выставка работ некого Френка Бристоу, нового неизвестного художника,неожиданно ставшего чрезвычайно популярным. А мистер Саттервейт был меценатом.

В галерее его встретили с доброй улыбкой, как старогознакомого.

— Доброе утро, мистер Саттервейт. Мы знали, что вас непридется долго ждать. Вы еще не знакомы с картинами Бристоу? Замечательные,просто замечательные работы. Очень своеобразный художник.

Мистер Саттервейт купил каталог и, миновав сводчатый проход,вошел в длинный зал, где висели картины Бристоу. Это были акварели, выполненныес таким необычайным изяществом, что напоминали цветные гравюры. Старыйджентльмен шел медленно, разглядывая работы. В целом они пришлись по вкусумистеру Саттервейту. Он решил, что успех художника вполне заслужен: тотдействительно обладал оригинальным взглядом на вещи и поистине филиграннойтехникой исполнения. Не обошлось, конечно, без не совсем удачных картин и, темне менее, этот Бристоу был едва ли не гениален. Мистер Саттервейт задержалсяперед небольшой акварелью, на которой был изображен Вестминстерский мост. Понему спешили автобусы, трамваи, толпы людей. Работа называлась «Муравейник».Затем старый джентльмен проследовал дальше и, шумно вздохнув от изумления инеожиданности, застыл на месте.

Его внимание привлекла акварель «Мертвый Арлекин». На полу,выложенном квадратами черного и белого мрамора, лежал, раскинув руки, человек впестром костюме. На заднем плане картины было изображено окно, и через него нараспростертую фигуру смотрел, вроде бы тот же самый, человек. Его силуэт четковыделялся на фоне ярко-красного заката.

Эта работа взволновала мистера Саттервейта по двум причинам.Во-первых, он узнал, или ему показалось, что он узнал, — человека,заглядывавшего в окно. Тот был очень похож на мистера Квина, знакомогоСаттервейту по одной—двум встречам в довольно необычных обстоятельствах.

— Несомненно, он, — пробормотал старый джентльмен. — А еслитак — что все это значит?

Мистер Саттервейт знал, что появление мистера Квина всегдасопровождается драматическими событиями. Вторая причина волнения пожилогоджентльмена объяснялась тем, что он узнал на картине место действия.

— Это терраса в поместье Чарнли, — произнес он. — Любопытно,очень любопытно.

Саттервейт уже более внимательно взглянул на акварель изадумался: что же хотел сказать своей картиной автор? Один Арлекин лежитмертвый на полу, а другой смотрит на него через окно. Или это один и тот жеАрлекин? Мистер Саттервейт пошел дальше, рассеянно осматривая работы, однакоего мысли были заняты той, поразившей его, акварелью. Старый джентльменразволновался. Жизнь, которая только сегодня утром казалась ему серой иоднообразной, серой и однообразной уже не была. Саттервейт подошел к столу, гдесидел мистер Кобб, сотрудник Харчестерской галереи. Они были знакомы много лет.

— Я хочу приобрести картину, — заявил мистер Саттервейт. Онав каталоге под номером 39. Разумеется, если она не продана.

— Мистер Кобб заглянул в свой журнал.

— Самая лучшая из его работ, — пробормотал он. — Настоящийшедевр, не так ли? Нет, она не продана. — Мистер Кобб назвал цену и добавил: —Ценное приобретение, мистер Саттервейт. Через год она будет стоить в три разадороже.

— Вы всегда так говорите, — улыбнулся пожилой джентльмен.

— И что, я хоть раз был не прав? — спросил мистер Кобб. —Если вам когда-нибудь и придется продавать свою коллекцию, мистер Саттервейт, яне верю, что хоть одна из ваших картин будет стоить дешевле той суммы, которуювы заплатили за нее сами.

— Итак, я беру эту акварель, — заявил Саттервейт. — Я выпишувам чек прямо сейчас.

— Вы не пожалеете, что приобрели ее. Мы верим в талантБристоу.

— Он молод?

— Лет двадцать семь — двадцать восемь.

— Я хотел бы с ним познакомиться, — сказал мистерСаттервейт. — Может, мы могли бы поужинать с ним как-нибудь вечером?

— Я вам дам его адрес. Думаю, он с удовольствием приметприглашение. Вас хорошо знают в артистических кругах.

— Вы мне льстите… — начал Саттервейт, но мистер Кобб перебилего:

— А вот и сам Бристоу. Я познакомлю вас прямо сейчас.

Он встал из-за кресла, и оба подошли к высокому неуклюжемумолодому человеку, который, прислонившись к стене, хмуро, почти свирепоразглядывал окружающий мир. Мистер Кобб представил художнику Саттервейта, истарый джентльмен произнес соответствующую случаю короткую хвалебную речь.

— Я только что имел удовольствие приобрести одну из вашихкартин. Она называется «Мертвый Арлекин».

— А! Ну что ж, думаю, что вы не прогадали, — грубоватозаметил Бристоу. — Чертовски хорошая работа, хотя я и не должен хвалить самсебя.

— Я сразу увидел руку мастера, — продолжал мистерСаттервейт. — Ваши работы чрезвычайно меня заинтересовали, мистер Бристоу. Онинеобычайно зрелы для такого молодого человека. Может вы поужинаете со мнойсегодня? Доставите мне такое удовольствие, если не заняты вечером?

— Нет, не занят, — ответил художник. В его голосе неслышалось ни чуточки благодарности.

— Тогда давайте встретимся часов в восемь? — предложилстарый джентльмен. — Вот моя визитная карточка.

— Ладно, — сказал Бристоу, и с явным опозданием добавил: —Благодарю.

«Молодой человек очень невысокого мнения о себе и боится,что такое же мнение о нем имеют все окружающие», — подумал Саттервейт, выходяна залитую солнцем Бонд-стрит. Он редко ошибался в своих оценках.

Френк Бристоу прибыл в пять минут девятого, и ужин начался.Мистер Саттервейт был не один. Рядом с ним сидел полковник Монктон. Четвертоеместо за овальным столом красного дерева было свободным.