Паоло. Павлик. Он был уже моей гордостью. Рос он стремительно – в двенадцать лет он выглядел как минимум на пятнадцать. Футбол был его жизнью. В составе юношеских команд он был настоящей звездой, а когда ему исполнилось шестнадцать, его уже зачислили в состав взрослой команды его любимого клуба. В один прекрасный день он пришел домой счастливый и сияющий. Ни слова не говоря, он достал что-то из своей спортивной сумки. И только когда он начал натягивать эту вещь на себя, стало ясно, что это футболка от клубной формы. Потом он вытянулся во весь рост, расставил руки в стороны и развернулся вокруг своей оси, демонстрируя всем свою фамилию на футболке и номер…

– Тринадцатый! – воскликнул счастливо Паоло. – Тренер сказал, что этот номер обязательно принесет мне удачу.

И тогда я вспомнила слова Пилигрима: «Очень скоро у него будет свой замок и свой ключ. Вот увидишь. Я тебе это обещаю». Это был еще один подарок от моего странного друга. Я была уверена, что теперь этот номер будет везде сопровождать Паоло, в какой бы клуб он не перешел, в какой бы команде не играл впоследствии. И в конце концов, как это иногда бывает в истории футбола, Паоло навсегда останется Тринадцатым.

– Он обязательно принесет тебе удачу, Паоло, – сказала я ему с улыбкой. – Тринадцатый номер станет твоим ключом от всех замков.

– Что это значит? – спросил немного озадаченно Паоло.

– Это значит, – ответила я, – что все твои мечты обязательно сбудутся. Запомни мои слова.

Я была ведьмой. Я знала, что говорю. В том же году он сыграл свой первый матч во взрослом футболе. Его команда тогда выиграла этот матч, а форвард с тринадцатым номером на футболке забил решающий, победный гол.

Маленький Пеле, как мы шутя называли Пеллегрино с легкой руки Паоло, с каждым днем становился для меня все большей загадкой. Фабио утверждал, что внешне он весь в маму: голубые глаза, светлые волосы. Но в отличие от Фабио я видела едва заметную, но весьма существенную разницу: бледно-голубые глаза и слишком светлые волосы. Пеллегрино становился старше, и Фабио стал говорить о том, что и характером он явно в мать. Я с ним не соглашалась, но было очевидно – он не похож на энергичного и жизнерадостного Фабио, на одержимых, каждого своей мечтой, Энцо и Паоло. Но не был он похож и на меня: он был тихий и молчаливый, а улыбался всегда очень ласково и папе, и маме, и братьям.

– У меня в семье родился ангел, – в очередной раз любуясь улыбкой сына, сказал как-то Фабио.

Тогда я впервые подумала, что к маленькому Пеле все в семье именно так и относились – как к кроткому ангелу, и даже сами не замечали этого. Несмотря на то, что он ни на кого не был похож, его любили абсолютно все: семья, родственники, друзья, знакомые. А в шесть лет он вдруг начал сочинять стихи.

Когда я впервые услышала из его уст маленькое четверостишие, посвященное ярко-желтому футбольному мячу Паоло, который Пеллегрино назвал «солнцем, которое Паоло подбрасывает в небо, и все смеются…», я сначала так и сделала – рассмеялась. Но потом… Потом я часто стала задумываться над словом «ангел» и поняла то, что должна была понять очень давно. У меня, у ведьмы с человеческой душой и половиной человеческого сердца, был ангел-хранитель. Я не знаю, кто его прислал и зачем. Ведь он не изменил мою судьбу и не спас мою бессмертную душу, о которой я чем дальше, тем чаще думала. Но кое-что важное он все-таки сделал. Он послал мне сына, которого никогда не коснется зло, и чью душу никогда не получит тот, чьи глаза – пропасть. А это много значило. Очень много.

Когда-то Фабио сказал, что семья – это самое важное в жизни. Кому он это сказал? Трудно вспомнить. Он и сам не вспомнит, если у него спросить. Иногда события прошлого теряются, и не остается даже воспоминаний. Фабио не вспомнит, кому он говорил эти слова, но обязательно согласится с тем, что это и в самом деле так. У нас была счастливая семья. Мы все: Фабио, Энцо, Паоло, я и маленький Пеле – были очень счастливы вместе. За десять лет я ни разу по-настоящему не воспользовалась своей силой – силой ведьмы. Она была мне попросту не нужна. Ведь у меня было самое главное, чего я так страстно желала в жизни – счастье. Простое человеческое счастье.

Да, это были самые счастливые десять лет в жизни ведьмы по имени Ева.

Но иногда бывает, что у счастья есть своя цена.

Платить приходится всегда».

Это была она. Пустая комната. Нет окон. Нет дверей. Освещение льется будто ниоткуда. Потолок, стены, пол – все не имеет цвета. Никакого. Это трудно понять. Но тем не менее это так.

Она снова оказалась в Пустой комнате.

– Прошло десять лет, – раздался вдруг знакомый голос позади нее.

Как давно она не слышала этот голос. И даже сейчас он казался ей всего лишь эхом прошлой жизни. Как жаль, что она снова слышит его… Но все правильно. Она обернулась.

Он ничуть не изменился. По всей видимости, он не мог измениться, даже если бы захотел. Он – весь в черном, с красивым лицом и глазами, в которых бездонная пропасть. Теперь эта пропасть не казалась ей прекрасной, но и ужасной она не была. Она была просто пустой. Но что может быть страшнее?

– Ты помнишь, когда-то я обещал тебе: пройдет десять лет, и мы снова встретимся? – спросил он; его руки были сцеплены в замок за спиной, голова чуть наклонена вперед.

Он прошелся вдоль комнаты – задумчиво, как мыслитель.

– Я помню, – ответила она. – Ты пришел точно в срок.

Уголки его тонких губ дрогнули в улыбке.

– Что ж, прошло больше десяти лет с нашей последней встречи. А ты по-прежнему не боишься.

– Чего?

Он пожал плечами.

– Того, что я показал тебе когда-то.

Она поняла его.

– Всадник. Красное солнце. Мертвая земля и…

– Бесконечный бег, – закончил вместо нее он.

Она нахмурилась.

– Но ведь для этого я должна умереть, не так ли?

Он подошел к ней вплотную, посмотрел сверху вниз и холодно сказал:

– Ты умерла.

Все ее существо дрогнуло, но не от страха.

– Но ведь я говорю с тобой.

– Ты говоришь со мной, – отозвался он, словно эхо. – Но кто ты?

– Я та, кем ты меня сделал. Я ведьма.

Он покачал головой.

– Нет. Уже нет. Ты больше не ведьма. У тебя нет теперь даже имени.

Он сделал легкое движение рукой, как будто приглашая ее обратить на что-то внимание. Она обернулась и увидела, что в комнате появилось окно, зашторенное полупрозрачными кружевными занавесками нежно-голубого цвета.

– Раскрой шторы, – предложил он.

Она медленно подошла к окну, взялась руками за мягкую, словно живую, ткань, и раздвинула шторы. Ей в глаза ударил дневной свет: тусклый, какой бывает только в пасмурный день. И она увидела…