Крысолов одобрительно кивнул.

– И что же было потом?

Спустя весьма короткое время после первой проповеди епископпроизнес вторую, где возносил хвалу богонравной прыти жителей Хамельна. Ниодной кошки нельзя было теперь найти во всем городе. Их останки выкинули кберегу Везера.

Крысы пришли именно оттуда. Черная волна прокатилась подороге, словно отделившийся от реки рукав, рассыпалась перед городом ибросилась под его стены. Крысы атаковали Хамельн как заправская армия, и жителипотерпели поражение. Враг вошел в город.

Было сделано все, что положено: Крысиного Короля вызвали насуд, но тот не явился в назначенное время, и потому заседание прошло без него.Крыс приговорили к изгнанию из Хамельна и зачитали вердикт судьи на площади возлесобора и на мосту у главных ворот. Горожане побогаче поспешно заказывалисундуки, обитые железом, а те, кто победнее, затыкали щели в погребах. Объедки,которыми были завалены улицы, убирали с утра до вечера по распоряжениюбургомистра, хотя епископ противился, поскольку такое поведениесвидетельствовало о неверии в силу церковной власти.

Но черные зверьки все-таки просочились в подвалы, осели вдомах, разбежались по лавкам и трактирам. Ни одна кошка не могла помешать им вэтом – кошек не осталось в Хамельне. Но самое главное и постыдное для города ивластей заключалось в том, что крысы…

– …заняли собор! – шепотом сообщил старик и, несдержавшись, хихикнул.

Крысолов воззрился на него в немом изумлении. Да, занялисобор, подтвердил нищий, ухмыляясь. Те, кто строил его много лет назад,заложили два подземных зала – сводчатых, красивых. В одном из них хранилисьманускрипты, перевезенные в Хамельн из старого монастыря, стоявшего в двух дняхпути выше по Везеру, многие из которых – большой ценности. А из второго епископраспорядился устроить хранилище.

– Хранилище? – недоверчиво переспросил Крысолов.

Старик подтвердил, что именно так. Епископ любит вкуснопоесть, и нижний зал постоянно пополнялся вяленым мясом, рыбой, закопченнойособым способом, так что она могла храниться месяцами, лучшим зерном, котороемолотили на окрестных мельницах… А еще – хлебами, винами, колбасами и прочимияствами, о которых жители только перешептывались между собой. Дом епископастоит по соседству с собором, но, видно, своего подвала ему не хватало.

– Да и то сказать: наш епископ – человек видный,большой… Как взглянешь на него, так сразу ясно, что есть ему нужно куда больше,чем несчастному побирушке вроде меня.

Уничтожив те припасы, до которых смогли добраться, крысы совсего города стали стекаться к ратуше и собору. Остановить их было невозможно,и они пробрались в нижние залы, где и оставались по сей день.

– Поговаривают, там теперь крысиное гнездо! Крысы живутпод собором, там же плодятся, а по ночам выбираются наверх и устраивают пирушкипод алтарем и на звоннице. И никто не может их остановить. Запускали в подвалхорей, но крысы сожрали их быстрее, чем ты свой обед. Псам тоже не под силусправиться с ними. А вскорости ожидается приезд посланника от кельнскогоархиепископа, который должен забрать несколько рукописей из тех, что былиприсланы монастырем, и отвезти их в Кельн. Представь, мой господин, какиеновости из Хамельна привезет посланник вместо рукописей?

– Для нищего ты слишком хорошо осведомлен, –задумчиво протянул Крысолов, рассматривая старика.

– То, что я рассказываю, известно всему городу, –возразил тот. – Никто не делал секрета из безобидной прихоти нашегоепископа. Кое-кто даже поговаривает, не боясь, что его лживый язык почернеет иотсохнет, будто крысы посланы в наказание за дела епископа и бургомистра.

– Чем провинился глава Хамельна?

Старик неприятно ухмыльнулся.

– Конечно, это только сплетни, добрый господин… Слухи,которые и повторять-то неудобно!

– А ты повтори.

– Вряд ли в этом есть хоть слово правды…

– Да говори же!

– Наш бургомистр – словно отец всем жителям. Особенносильны его отцовские чувства к маленьким девочкам с нежными личиками. Но ведьони и впрямь прелестны, и кто может обвинить мужчину, если он уделяет им большевнимания, чем своей жене?

Крысолов поразмыслил над этим, но решил, что слухи осклонностях бургомистра для него бесполезны, и вернулся к делу.

– Как давно крысы сидят в подвале?

– Несколько дней, мой добрый господин. И с каждым днемстановятся все наглее. Правда, выбираются лишь поодиночке, но по ночам людиопасаются выйти из дома, памятуя об их свирепом нраве.

– А днем?

Ему показалось, что старик помедлил, прежде чем дать ответ.

– Днем в Хамельне по-прежнему спокойно, – призналон наконец. – Твари нападают только с наступлением темноты.

– Отчего же так? Кто-нибудь объяснил это? Ведь всемизвестно, что когда крыса сходит с ума и теряет страх перед человеком,свойственный ей, то она не различает ни дня, ни ночи, ни взрослого, ни ребенка,а только насыщает свое брюхо и приносит приплод где попало.

– Наш епископ утверждает, что так проявляется ихдьявольская сущность. Дьявол не выносит света, и твари за ним следом.

– Значит, дьявол вывел для Хамельна особуюпороду, – хмыкнул Крысолов. – А что говорят другие? Бургомистр?Советники?

Нищий помолчал, шамкая губами, затем подался ближе ксобеседнику:

– Никто не знает! Но крысы и правда почти не появляютсяднем, а если выходят, то по одной, и с ними легко справиться. Никто никогда не слышало таком. Впору согласиться с нашим епископом, хотя признаюсь тебе, добрыйгосподин: мой кот – и тот имеет в голове больше, чем его святейшество.

– А что ты знаешь о черной смерти? Сказанное тобою –правда?

– Прости, добрый господин, я всего лишь пошутил, –потупился старик с притворно виноватым видом. – Что греха таить, люблюиногда сболтнуть пустое.

Крысолов кивнул и отодвинулся, обдумывая услышанное. Что ж,хоть страшный мор не ходит поблизости…

– Кто был в городе до меня? – спросил он, неожидая в ответ ничего интересного.

И оказался прав. В Хамельне появлялись несколькомошенников, первым из них поверили, хотя отделались небольшими деньгами, аследующих стали проверять. Ни один из них, несмотря на свои пышные грамоты, несмог истребить крыс даже на одной улице, не говоря о соборе.

Крысолов поразмыслил еще, отгоняя вопрос, который вертелся унего на языке, и даже прикусил кончик языка – не больно, но ощутимо. Этопомогло: он проглотил то, что хотел спросить, и, вынув из кармана золотуюмонету, бросил ее старику. Но когда тот доковылял до двери и уже отодвинулзасов, окликнул его, не в силах справиться с любопытством: