– Когда вы приходили к Микаэлле? – спросилон. – Сколько примерно времени, по вашим ощущениям, прошло с тех пор, каквы появились в клубе?

– А не знаю я, сколько времени! Может, час, а может, идва. Спросите у той девки, которую я в лабиринте встретил!

– Какой девки?

– Ливи. Мы с Микаэллой… – Он сделал паузу ипродолжил: – Я у Мики посидел, кальян покурил, а затем ушел. Поднимаюсь наверхпо лестнице, а навстречу Ливи бежит, блондиночка. Ничего такая, аппетитненькая.

– И что?

– А ничего, – равнодушным голосом ответилСушков. – Ущипнул ее за ляжку и дальше пошел. И больше никого не видел.Только визг услышал, понял, что случилось что-то. А так я ни при чем, это вам исамому должно быть ясно.

Бабкину не было ясно, и он вцепился в Сергея Ивановичабульдожьей хваткой, заставляя того вспоминать, какое выражение лица было увстретившей его Рокуновой, что она сказала, как посмотрела… Когда он вчетвертый раз зашел с другой стороны, чиновник внезапно просветлел лицом:

– А! Она что-то прочирикала о Вано, который только чтовторой раз проиграл Аслану!

«Только что?»

Сергей придвинул к себе таблицу перемещений гостей ирусалок, быстро пробежал ее глазами. Им удалось выяснить, что заплывы Даташвилии Коцбы в первом озере закончились около половины одиннадцатого. Значит,примерно через пять-десять минут Сушков столкнулся в лабиринте с Рокуновой, иона бежала в грот Микаэллы. Сама Рокунова нашла тело около одиннадцати снебольшим. И где, спрашивается, она провела эти свободные двадцать минут?

Он еще потерзал Сергея Ивановича, но больше ничего не смогот него добиться.

Последним из клиентов, с которым Сергею предстоялопобеседовать, был Олег Лихой. Бабкин заранее напрягся, вспомнив актеров, скоторыми он имел дело прежде, и держа в памяти досье Лихого. Но вместоистеричного самовлюбленного павиана перед ним оказался усталый, явно пьющий,как Бабкин и видел по фотографии, но вменяемый мужчина, который держался соспокойным достоинством. Он не был ни высокомерен, как Даташвили, ни нарочитопростоват, как Коцба, и отвечал на вопросы подробно и явно стараясь помочь –либо талантливо изображая это.

– Я и к Мике заходил, и у Клео был… – говорил он,потирая лоб. – Они веселые обе. Мика, правда, злая, ну так и Клео неангел. Ангелы мне здесь и не требуются. Во сколько? В одиннадцать? Честноеслово, не могу сказать. Я сюда на целый день приезжаю, плаваю в своеудовольствие, у девчонок отсыпаюсь. Сегодня почти все время на открытом озеребыл, смотрел, как мужики соревнуются. Потом спасатели из пещеры повыскакивали ибросились в воду. А затем нас Игорь собрал и попросил войти в положение и всетакое прочее. Ну вот и все.

Те же самые вопросы, что Сергей задавал другим, и те жеответы. Нет, никого из девочек он не встречал раньше и не был прежде знаком субитой. Иногда спал с ней, но предпочитал Клео – и Софи.

– Это та прелестная девчушка, что до Ливи здесь была.Не знаю, куда она делась.

Он немного виновато пожал плечами и вопросительно посмотрелна Бабкина:

– Ты не знаешь, а? Я как-то раньше и спросить недогадался. А сейчас самому стыдно. Она глупенькая была, но ласковая.

Сергей отрицательно покачал головой. Он не хотел сообщатьэтому испитому, но все еще очень красивому человеку, что его глупенькуюласковую Софи нашли несколько месяцев назад с перерезанным горлом.

Закончив беседу с Лихим, он плюнул на неловкость ипотребовал еще кофе – нормальную большую чашку, – и когда ее принесли,выпил за минуту, обжигаясь. После всех сегодняшних бесед у него осталосьощущение, что единственным человеком, который не притворялся и никого неизображал, был актер.

Сергей снова взял трубку, набрал номер одного из помощников.

– Приведите ко мне русалок, – устало попросилон. – Да нет, можно сразу обеих.

Девушки казались куда более потерянными, чем день назад, идаже Женя – Клео не метала молнии, не рычала и не изображала взбесившуюсяпантеру. Но когда Бабкин завел речь о Соне, ему показалось, что она вздрогнула.Они познакомились несколько лет назад, и сюда, в «Артемиду», пришли работатьвместе.

Илюшин не дал напарнику указаний, о чем расспрашивать, ипотому Бабкин просто пытался разговорить обеих, чтобы узнать как можно больше опервой убитой девушке.

– Ну… Она не очень умная была, Сонька, – тянулаОксана, качая туфлей. – Но хорошая!

– Да она была просто чудо! – с неожиданнойгорячностью вступила Женя. – Добрая, как ребенок. В жизни никогда никогоне обидела, а ее и обижали и обманывали, потому что она доверчивая, дурочканаша.

Сергей пристально взглянул на рыжую и спросил, где жилаМинина. Оказалось, что они вместе с Женькой снимали квартиру, и в ту ночь,когда Соню убили, она возвращалась домой из клуба, а Женька осталась, потомучто у нее была ночная смена.

По тому, как исказилось лицо Коромысловой, когда онаговорила о смерти подруги, Бабкин понял, чего ей стоил этот рассказ. Эльуспокаивающе положила руку ей на плечо, притянула к себе, словно ребенка. Онистранно выглядели сейчас, когда одна, по виду девочка-подросток,покровительственно обнимала вторую, взрослую.

– Что Соня любила? – наугад спросил Сергей.

– Рукоделие, – ответила Оксана, незадумываясь. – Она и вязала хорошо, и вышивала, и плела…

– Макраме очень любила! – торопливо перебила Женя,взглянув на подругу. – Все горшки у нас в квартире обвязала. А, и ещепокушать ей нравилось.

Она зачем-то принялась подробно рассказывать, что именнолюбила поесть Соня Минина и как боролась потом с лишним весом, а Оксана,которая сидела молча, вдруг вступила с невнятным рассказом о каком-то кафе,куда они втроем любили заходить, и чем больше Бабкин их слушал, тем отчетливеепонимал, что зря тратит время. Его царапнула какая-то деталь в разговоре, носколько он ни напрягался, не мог поймать ее.

Что бы ни хотел вытащить из этих девчонок Макар, емуследовало заниматься этим самому.

Сергей отпустил «русалок», и почти сразу в комнату заглянулНиколай с расчесанной губой, принес Бабкину фотографии Софьи Мининой.

– И по почте вам переслали, – вполголоса сказалон. – Там и запись, и фотки. Можно на компе посмотреть.

В интонациях его отчетливо читалось пренебрежение кчеловеку, который вместо того, чтобы смотреть снимки хорошего качества,предпочитает довольствоваться распечатанными фотографиями и создает всемокружающим сложности. Но Бабкину было наплевать на мнение парня. Он перебралфотографии, а затем все-таки просмотрел запись собеседования.

Личико у Мининой действительно было ангельским. Большиеголубые глаза, чистый лоб, вьющиеся белокурые локоны – фарфоровая куколка, а нерусалка в клубе Перигорского! Но стоило Соне заговорить, как мнимая невинностьрассеивалась. Голос у нее оказался негромкий и слащавый, к тому же онапришепетывала – похоже, решил Бабкин, работала на имидж женщины-вамп. В том, какМинина жестикулировала, как поднимала глаза на оператора, взмахивая густонакрашенными ресницами, как выпускала дым из пухлых розовых губ, читалосьжелание маленькой девочки выглядеть взрослой женщиной, и в этом крылась своя,особенная сексуальность. Да, она была притягательной, эта маленькая русалочка,умершая такой страшной смертью.