Она пила горьковатый настой уже почти две недели, каждый вечерпроверяя по календарю время завтрашнего восхода. Осталось меньше четвертибанки, и Тоня с ужасом представляла себе, что нужно будет опять идти кАнтонине. Что она может ей дать еще? Глафира мертва, и, может быть, теперь всеполучилось бы без настоя и других снадобий, но проверить Тоня не решалась. Покаона не была беременна, значит, нужно делать все, что сказала ведьма.

Дом на соседнем участке засыпало снегом, и он стоял белыйсреди белых деревьев. Каждый раз, идя в магазин, Тоня бросала на него взгляд,словно надеясь: что-то изменится. Но все оставалось прежним – пустые окна,заваленное снегом крыльцо, нежилой дом. Его соседство Тоне не нравилось, ноподелать ничего было нельзя. Хотя Виктор пару раз предлагал в шутку сообщить опродаже деревенского дома их друзьям, которые, глядя на них, тоже подумывали,не купить ли жилье недалеко от Москвы.

– Тонь, хочешь, Фомичевы нашими соседями будут? –подначивал он жену, прекрасно зная, что самого Фомичева – толстого,самоуверенного мужика, имеющего привычку постоянно сплевывать на землю, –она терпеть не может. – Ну хорошо, а Сабурины? Тоже нет? Знаешь, милая, натебя не угодишь!

В конце концов, заметив, что она не отзывается на его шутки,Виктор отстал от нее, подумав про себя, что Тонька юмор иногда совсем перестаетпонимать.

Сам он был очень доволен, несмотря ни на что. Дом был его –и только его. Он теперь здесь полный хозяин. Наверное, так и должно было быть –ведь он с детства получал все, что хотел. В этом доме ему всегда хотелось жить.А всякие там печки, туалеты-чердаки – дело второстепенное. Тонька даже непонимает, до чего второстепенное.

Участковый больше у них не появлялся. После того как Тонярассказала ему про инцидент с Евграфом, Виктор дома отругал ее, высказавшисьвполне определенно про бабьи глупости. Судя по всему, Капица, решила Тоня,придерживался того же мнения, потому что в середине ноября она встретила алкашаснова.

В тот день она начала готовить обед и вдруг обнаружила, чтозакончилось подсолнечное масло. Закутавшись потеплее и спрятав косу под платок,Тоня закрыла дверь дома и быстро прошла по саду. Хотелось скорее вернутьсядомой – она сама не понимала почему. Ее мучили какие-то неясные опасения.

Они начали сбываться, как только около дома Степаниды онаувидела знакомую фигуру в драной телогрейке. Евграф закрыл за собой калитку,обернулся и прищурился. «Может, не узнает», – мелькнула у Тони надежда.Мелькнула и пропала, потому что старик, ухмыляясь, направился прямо к ней.Заторопившись, она попыталась обойти его, и у нее даже получилось, но вслед ейраздался дребезжащий голос:

– Что, получили?

Тоня заставила себя не обращать внимание на старика исделала несколько шагов, но следующая реплика заставила ее остановиться.

– Выживает вас дом, выживает… И правильно делает. Несудьба вам там жить!

Медленно обернувшись, Тоня посмотрела прямо на алкаша. Запрошедший месяц он сильно постарел – лицо осунулось, морщины стали глубже, норуки не тряслись. Она мимоходом бросила взгляд на его ладони и поразилась тому,насколько они большие: как лопаты, невольно подумалось Тоне. Она сделала двашага к старику и поинтересовалась:

– Почему же не судьба?

В ответ раздалось отвратительное хихиканье, от которого уТони мороз бежал по коже. Но ее уже было не так-то легко напугать.

– Что же вы смеетесь? Да потому, что вам просто сказатьнечего, вот и все! – бросила она. – Никакой дом нас не выживает. Еслихотите знать, нам там очень хорошо живется, гораздо лучше, чем в Москве!

Тоня с удовлетворением заметила, что ухмылка с лица старикаисчезла.

– И вот еще что, – продолжила она. – Можетеменя не пугать. Мне Витя все про вас рассказал: как вы его бабушке пол-огородаиспортили, что от вас один вред был, и больше ничего. Просто у Вити хватилосмелости вам в лицо об этом сказать, а все остальные вас жалели. Вот теперь выи стараетесь гадость сделать, наговорить всего… Зря стараетесь! Ничего у вас неполучится!

Очень довольная собой, она развернулась и уже собираласьуходить, когда сзади раздалось какое-то шипение. В первый момент ей пришла вголову нелепая мысль, что алкаш достал из кармана змею, и она резко обернулась.Никакой змеи не было. Шипел старик, оскалившись, с ненавистью глядя на нее. Вприоткрытом рту виднелись гнилые зубы, и Тоня, как зачарованная, уставилась на них.

– Дура! – выплюнул он прямо ей в лицо.

Краем глаза Тоня заметила за занавесками Степанидиного домашевеление.

– Дура! – прошипел он опять, искривив рот. –Ничего не знаешь и не узнаешь никогда! Сдохнешь раньше, как все они! Сожгуттебя, сожгут!

В маленьких слезящихся глазках колыхалось безумие, теперьТоня это отчетливо видела. Но она заставила себя остаться на месте, неброситься бежать. И спросила:

– Кто – они? Вы о ком?

Старик замолчал, глядя на нее.

– Кто – они? Кто умер?

– Умер? – удивился старик, и на секунду на еголице промелькнула странная полуулыбка. – Почему же умер-то? Никто и неумирал. С чего ты взяла?

Тоня еще секунду смотрела на него, потом развернулась ипошла прочь. Хватит с нее бесед с сумасшедшим. Она отошла шагов на пять, когдатишину позади нее прорезал хриплый крик:

– Убили их всех! Убили, убили ребятишек, молоденьких,глупеньких! А кто грех такой взял на душу? Знаем, знаем… – Голос старикаснизился до шепота и прервался. Хлопнула дверь калитки.

Тоня снова обернулась. Охотник Женька, в небрежно накинутойна плечи кофте Степаниды, смотревшейся на нем совершенно нелепо, шел к алкашу.Выражение лица у него было такое, что Евграф попятился, споткнулся, упал.

– Женечка, Женечка, – забормотал он. – Тычего, а? Ты чего, родной?

А Женька схватил его за шкирку, одним сильным рывком поднялна ноги и отчетливо произнес:

– Еще раз услышу, что ты так с Антониной Сергеевнойразговариваешь или вообще подходишь к ней, шкуру с тебя, старого идиота, спущу,понял? Пошел вон отсюда! И чтобы сегодня забыл и думать к Степаниде Семеновнеприходить, еду попрошайничать!

– Жень, да ты что, мила-ай! – умоляюще заговорилстарик. – Куда ж я денусь-то, а? Ты посмотри, холодина какой на улице!

– Раньше надо было думать, – прищурив черныеглаза, жестко сказал Женька, – я тебя, козла, предупреждал.

Тоня в очередной раз поразилась, сколько внутренней силы вневысоком, толстоватом, нелепом мужичке с реденькой бородкой, торчащей во всестороны. Очевидно, Евграф почувствовал то же самое, потому что без словподнялся и, не отряхнувшись, как побитая собака поплелся к околице.

– Вот скотина какая, – покачал головой Женька,глядя ему вслед. – Даже оторопь берет. Причем почему-то только на вас,Антонина Сергеевна, кидается.