Издали донесся голос вечно недовольного отшельника:

— Не спи, сэр король. Это не военный совет! Быстрее!

Томас поспешил за каликой, а когда сердце перестало битьсякак у перепуганного зайца, пролепетал:

— Что за чудище?

— Чудище? — удивился Олег. — Сказал бы ты этоему!

— А что, разве не чудище?

— Ну, взгляды со временем меняются. Когда-то онсчитался стройным красавцем. Правда, за эти какие-нибудь пару тысяч лет... илипару десятков

тысяч, оброс, раздался...

— Он выберется?

Калика отмахнулся в нетерпении:

— Надеюсь, нет. Первый раз, что ли, пробует? Как тольковкатит камень на гору, то спешит к выходу. Но настолько отвык от солнечногосвета, что... словом, возвращается. Да он не один, кстати.

— Как Цербер?

Калика буркнул:

— А что? Собака, как собака. Тихо!

Вдали был грохот, рев стал громче. Томас едва успелотшатнуться, когда огромная туша пронеслась в обратную сторону. Пахнуло немытымтелом, паленым волосом, словно солнечные лучи сожгли шерсть, тут же рука каликивыдернула Томаса из укрытия:

— За ним! Надо успеть!

Томас ринулся со всех ног, в полной тьме спотыкался, падал,хватался за стены, из темноты выныривала мощная длань, подталкивала,направляла. Томас бежал вслед за отвратительным запахом, железо звенело, как бычудовище не почуяло, в темноте у него преимущество, но калика уверен, что емуне до них, да и отвыкло от людского запаха, не поймет...

Впереди возникло смутное пятно света. Мелькнула, загораживаявыход, приземистая человечья фигура. Томас с содроганием рассмотрел непомерноширокие плечи, приплюснутую голову, руки чуть ли не до пола, но выходочистился, Томас ощутил в воздухе запах тления, гнили, словно в полном воинскомдоспехе упал на трухлявое дерево, а оно развалилось под его тяжестью.

Сзади он услышал сдавленный голос Олега:

— Добрались...

— Это и есть тот свет?

Томас уже видел выход, как вдруг впереди, загораживаядорогу, взвились языки багрового пламени. Пахнуло жаром, но вместо привычногоаромата березовых дров Томас ощутил сильный запах горящей смолы иотвратительный запах серы. Медленно проступила желтая, словно выкованная изстарой меди, отвратительная рожа размером с рыцарский щит, рожа то ли змея, толи демона. Жуткий голос пророкотал могуче:

— Смертные... Вы слишком далеко забрались. Готовы лиумереть?

Томас ухватился за меч. По спине пробежала ледяная лапа с острымикогтями. Олег отряхивал колени, равнодушно буркнул:

— Брось. Пугает.

Томас попросил умоляюще:

— Ты там пошепчи или попрыгай.

— Зачем?

— Ну, на колдовство своей волшбой... А я посмотрю, чьявозьмет. Мне нельзя, не рыцарское это дело.

Калика отмахнулся:

— Да пошел он. Не опасен.

Томас поинтересовался чуть взбодрившимся голосом:

— А если по роже?

— Хорошо бы, да не получится. Это так, призрак.

Рожа через пару долгих мгновений растаяла. Исчезли и языкиогня, впереди открылся проход. Когда ступили через, Томас оглянулся:

— А ты откуда знал? Обереги подсказали?

— Хаживал, — откликнулся Олег равнодушно. —Не здесь, а в похожих местах. Или не хаживал, не упомню... Просто новоесоздается редко. Все эти монстры целыми стаями кочуют из одного в другое...

Томас осторожно выдвинулся, как заяц из норки. Воздух былзатхлым, как в склепе. Небо нависало низко, грязно-серое, быстро неслись черныетучи с рваными краями, грозно блистающими. Когда сталкивались, задевали однадругую, устрашенный Томас слышал металлический скрежет. Равнина тянуласьунылая, безжизненная, заполненная странными тенями, от которых рябило в глазах.Он не знал, день или ночь, потому что мир был сумрачным, тусклым, безрадостными пугающим, словно во время солнечного затмения.

Он спросил почему-то шепотом, хотя вблизи не было живойдуши:

— Это и есть... тот свет?

— Его сени, — согласился Олег.

— Что есть сени?

— Прихожая, холл, предбанник. Вроде бы и повернуть уженельзя, но вон там написано, что вроде бы можно...

Томаса трясло, он пытался удержаться, но головаподпрыгивала, руки дрожали, он жалко улыбался, внутри стало холодно как зимойна перевале, губы одеревенели, только и сумел пролепетать жалко:

— Прости... Я все еще не верил, что доберемся...

— Все добираются, — подбодрил Олег.

— Да, но... мы ж еще живые!... мы живые, да?

— Это пройдет, — утешил Олег..

— Я не трушу, — прошептал Томас, — просто вомне все трясется как овечий хвост. Я немножко отойду... Никто из рыцарей...даже из рыцарей Круглого Стола...

— Дети должны идти дальше родителей, — сообщилОлег.

Он хлопнул Томаса по плечу, сбежал вниз, дальше равнинатянулась без единого камешка, бугорка, а даль терялась в стене грязно-серого,как весенний снег, тумана. Оглянувшись, Томас увидел на каменной стене грубовысеченные письмена. Знаки выглядели незнакомыми, в книгах священника былисовсем другие.

Когда с трудом догнал калику, тот нетерпеливо дернул плечом:

— Знаки? Входящие, оставьте упованья. Это нам.

— Я слышал об этих словах, — прошепталТомас. — Страшных и обрекающих... Но там, вроде бы, намного большебуковок! Или остальное читать не умеешь?

— Вся соль в последней фразе.

Он склонил голову на бок, к чему-то прислушиваясь, и Томасвскоре

уловил в воздухе шепот, вздохи, затем — далекие крики, вопли,проклятия, жалобы, просьбы, и все а разных языках, голоса звучали мужские иженские, молодые и старые.

Калика указал пальцем. Томас всмотрелся, ахнул. Смутныетени, что раздражали и мешали видеть далеко, оказались полупрозрачнымичеловеческими фигурами, легкими, как ветер, сквозь которые просвечивали сотни итысячи таких же бестелесных, жалких, не способных поднять даже пустые ножны.

— Пресвятая Дева Мария, — ахнул Томас. — Этож сколько народу померло!

— Человечество состоит больше из мертвых, чем изживых, — произнес Олег, и Томас понял по его тону, что калика изрек мудруюмысль. — А это еще только середнячки... Те, что хотели остаться надсхваткой, вне схватки.

— Когда шел великий бой с Сатаной?

— Да. Те, которые ни рыба, ни мясо, и в раки не годятся.С точки зрения рыцарства. Хоть небесного, а хоть ныне уже не небесного. То лихотели переждать, а потом встать на сторону победителя, то ли пацифисты. Этотакая религиозная секта, что против войн вообще.