— К строительству, Детка, к строительству.

— Вот как.

— Да, вот так.

— Изумительно.

— Менты тоже остались довольны, — кивнул он.

— Светлана показывала тебе фотографию Лукьянова?

Тимур затушил сигарету, сцепил руки на груди и, помедлив,задал встречный вопрос:

— Так фотографию все-таки нашли?

— Светлана спрятала ее в ячейке банка.

— Дура, усмехнулся Тимур. — Что она от этоговыиграла?

— Расскажи мне о фотографии, — попросила я.

— Светка пришла и спросила, не мог бы я помочь ей водном деле? Она подозревала, что ее любовник… впрочем, ты знаешь… Так как онабыла убеждена, что вся шпана ходит подо мной, ей желательно было знать, кто еевозлюбленный.

— И что ты?

— Посоветовал держаться от него подальше.

— Постой, ты с ним никогда не встречался, как же смогузнать его на фотографии?

Тимур засмеялся, смех у него вышел злым.

— Ах, Детка, Детка….

— Ты не ответил, — поторопила я.

— Нетрудно догадаться. Ты предпочла его, а не меня.Было интересно, что ж это за парень такой.

— Значит, проявил любопытство, — усмехнулась я.

— Разумеется. Узнал о нем более чем достаточно.

— Достаточно для чего?

— Достаточно, чтобы сделать вывод: ты из тех, комунравится, когда об них вытирают ноги. Чего морщишься, скажи, что я не прав?

— Ты не прав, — серьезно ответила я, хотя былоясно: продолжать разговор не имеет смысла.

— Не прав? — Он опять засмеялся. — Он тебя нив грош не ставил. Использовал, чтобы угодить своим хозяевам, между деломтрахал, а ты исходила слюной…

— Это явное преувеличение. Наши пути-дорожки разошлисьуже давно, и я отнюдь не исхожу слюной, как ты выразился.

— Серьезно? Ну, хорошо. Теперь ты знаешь, кто убилСветлану. И что? Будешь восстанавливать справедливость? Сдашь его ментам? Тыведь знаешь, где он?

— Не знаю, — покачала я головой.

— Разумеется, ты не знаешь.

— Не знаю, — повторила я. — Вряд ли онпоявится здесь. Опять же я не уверена, что ее убил он.

— Что? — .поднял брови Тагаев и презрительнохмыкнул. — Ну, конечно. Он безвинный страдалец, а если нет, то ты готовасделать все, чтобы он таким казался.

— Что тебе рассказала Светлана? — спросила я,желая сменить тему.

— Ничего такого, что могло бы порадовать тебя. Онипознакомились случайно. И она влюбилась в него без памяти. Так, что разомпоглупела. Скажи, что в нем такого особенного, что бабы по нему с ума сходят?

— Не отвлекайся. Она поглупела, что дальше?

— Дальше нашла в его шмотках пистолет. Испугалась. Неза себя, за него. Вдруг бедный мальчик влип в историю. Вызвала его на разговор.Что он ей наплел, не знаю, но она вроде бы успокоилась. Но кое-какой здравыйсмысл в ее башке все же остался, и она стала приглядываться к нему. Дальшевообразить нетрудно, если учесть, что она была нужна ему для того, чтобыподобраться к Никитину.

— По-твоему, он его убил?

— А по-твоему, я? Понимаю ваше желание, дорогая,обелить его честное имя, но это уже слишком. Придумай хоть одну причину, покоторой он стал бы ее охмурять? Большая любовь? Твой Лукьянов понятия о такихчувствах не имеет, и тебе это хорошо известно. Он просто мразь, которая убиваетза деньги, при этом используя баб, с которыми спит, а потом спокойно стреляетим в затылок. Тебе нравятся такие парни, да?

— Ты опять отвлекся.

— Извини, — он развел руками. — Я думаю,Светлана заподозрила его в желании лишить Никитина жизни. Такая формулировкатебя устроит? А еще она подозревала, что после этого ей тоже недолго небокоптить, наш милый мальчик просто избавится от нее, что он и проделал. Онасфотографировала его, когда он спал, и отправилась ко мне, хотя, если б не быладурой, пошла бы в милицию.

— Ушам своим не верю, — улыбнулась я. Мне хотелосьпродолжить разговор, но я видела, что Тагаев в бешенстве и вот-вот сорвется,оттого и улыбалась, надеясь придать беседе задушевность. — Ты посоветовалей отправиться в милицию?

— Точно. Я не особо рассчитываю, что его упекут зарешетку, но против этого возражать бы не стал. Интересно, что ты сделаешь вэтом случае? Будешь прятать в передаче напильники или рыть подкоп? Последнийком земли, и любящие сердца соединились… Классное кино, правда?

— С ее стороны было довольно странно обратиться ктебе, — игнорируя последние слова Тагаева, заметила я. — Мне онаотказалась назвать его имя, ограничилась лишь намеками. А тебе показалафотографию.

— Она знала, что я в чужие дела не полезу. К тому жеположение у нее было безвыходное. Она баба, и она боялась. И за себя боялась, иего потерять боялась.

— Ты рассказал ей что-то из того, что сам смог узнать онем?

— Я сказал, что он киллер. Для бабы с мозгами это болеечем достаточно. Но мозгов она уже лишилась и думала тем местом, что между ног.Результат, как видишь, плачевный.

— А у тебя, случайно, не возникло желания обыгратьситуацию?

— Намекаешь, что я сам Светлану и убил? Для чего, скажина милость?

— Ну, к примеру, для того, чтобы в этом обвинилиЛукьянова. Хотел поломать ему игру. Судя по твоим словам, добрых чувств ты кнему не питаешь, а здесь хороший шанс…

— Вот что, я сижу и болтаю с тобой, потому что… Тызнаешь почему. Я бы с удовольствием пристрелил эту мразь. С огромнымудовольствием. Я бы даже не стал торопиться, а посмотрел, как он помучается.Поползает в дерьме и повоет. Может, мне повезет, и я это увижу. Только ты менясо своим Лукьяновым не путай. Я всегда играю честно и бабам в затылок нестреляю, а также не прячусь за их спинами. И если ты еще раз посмеешь сказатьмне нечто подобное…