ее мучают здесь. Неблагодарная! Ты же знаешь, Великий Князь души в них не чаял. Они ему были дороже, чем родному отцу, который бросил их ради своей дамочки, не моргнув глазом. Положа руку на сердце, их настоящим отцом со дня смерти Аликс был Сергей. Когда Великая Княгиня прямо спросила Марию, готова ли она жить с мачехой, та начала юлить, мол, думала, что папá один вернется…

– А Дмитрий?

– Он, похоже, не рад перспективе переезда под одну крышу с той женщиной. Да кто их разберет, что они думают на самом деле.

– Про дом Великий Князь ничего не говорил?

В Париже Павел с семьей разместились в особняке Юсуповых.

– Нет, всем было не до этого.

– Ежели б он точно знал, что возвращается, он бы, наверное, предупредил, что скоро съедет.

– Пожалуй. Посмотрим… Лучше расскажи, как дети? Здоровы ли?

– Здоровы. Полны сил и энергии. Николай извел меня просьбами ставить у нас в театре пьесы. Я не дозволяю и хотел бы, чтобы и ты меня в этом поддержала. Пора бы ему взяться за ум, а то одни кривлянья на уме.

– Не понимаю, что такого страшного в театре. Домашними представлениями и Цари не брезгуют. Но раз ты настаиваешь… Ты сегодня обедаешь дома?

– Я собирался встретиться с Мишей Родзянко в английском клубе. Он тоже сегодня приехал. Возбужден мыслями о необходимости земского представительства и конституции, которыми срочно желает поделиться. Слышал бы его Великий Князь, Царствие Ему Небесное! Я подумал, ты захочешь отдохнуть после дороги, но ежели ты против…

– Нет-нет, ты прав. Все эти печальные дни меня совершенно вымотали. Передавай ему сердечный привет! Анна с ним приехала? Пусть они непременно заходят к нам завтра. Я почищу перышки и буду готова принимать друзей и близких.

VII

Ольга не могла держать прекрасную новость о скорой поездке в Россию в секрете. На следующий же день она поделилась радостью с графиней Греффюль, та сообщила своему кузену, известному щеголю и менее заметному поэту Роберу Монтескью, который в свою очередь разнес весть, приправив ее некоторыми колкими замечаниями, по всем гостиным Парижа. Скоро известие достигло и русского посольства во Франции.

Однако судьба наносит самые обидные и болезненные удары, когда человек уже, кажется, пережил все самое страшное, успокоился и более не ждет подвоха.

Первой ласточкой стали письма детей, в которых они просили, чтобы Павел приехал в Россию один. Отец, в общем, понимал переживания Марии и Дмитрия, пытался их успокоить, однако они продолжали упорствовать. Вторила им в своих пространных посланиях и Элла. Она тоже просила его не торопить встречу детей с мачехой, затрагивая эту болезненную тему из добрых побуждений, видя сомнения и боязнь Марии и Дмитрия. Павел был уверен, стоит ему наладить отношения с отпрысками, и с Эллой вопрос решится самым естественным образом. У него не было сомнений, что при личной встрече Ольга сумеет очаровать его отпрысков. Она так суетилась, покупая им сувениры, желая произвести на них благоприятное впечатление, что просто не могло быть иначе.

Вторым неприятным сюрпризом стало письмо от Алексея. Старший брат передал Государю просьбу Павла о новом имени и титуле для Боди. Ники разрешения не дал, объясняя это тем, что дети Павла уже взрослые и догадаются, что отношения отца и его новой жены начались задолго до официального брака, если обнаружат, что их общему сыну уже восемь лет. Оставшись после смерти дяди Сергея опекуном этих несчастных сирот, он считал себя обязанным защитить их от новой боли. Кроме того, восстановленная женитьбой репутация супруги Павла вновь поколеблется благодаря подчеркиванию прошлого.

Великого Князя ответ племянника сильно раздосадовал. Только начало казаться, что отношения их улучшились, и вот новый выпад. Опять дети! Почему все пытаются защитить от него его же собственных отпрысков, будто он способен сделать им что-то плохое? Будто он враг им. Обидно было и за маленького Володю. Но Павел решил повременить с упреками и не докучать Императору уговорами до приезда в Санкт-Петербург. Он был уверен, что сможет все решить при личной встрече.

Окончательно добила Павла телеграмма Алексея, в которой тот передавал, что Государю угодно, чтобы в апреле Павел приехал один. Это было страшным потрясением. В Париже все уже знали, что они едут в Питер с Ольгой. Какой стыд! Над ними будет потешаться вся французская знать. Он живо представил, как будет острить по этому поводу манерный Робер Монтескью, вызывая смешки светских дам. Пицу хотелось провалиться сквозь землю. Он скомкал телеграмму, швырнул ее и разгневанный выскочил на улицу.

Когда хлопнула входная дверь, графиня Гогенфельзен вышла в холл узнать, кто пришел. Не увидев гостей, она отправилась в кабинет супруга. Он был пуст. Ольга уже собралась уходить, когда на полу увидела скомканную бумагу. Она подняла комок машинально, из любви к порядку, но, увидев, что это телеграмма от старшего брата мужа, не сдержалась и заглянула в нее.

Когда Павел, немного проветрившись и успокоившись, вернулся домой, он застал бледную, растерянную Ольгу в кабинете.

– Как же так? – потребовала объяснений Ольга, показывая на мятую телеграмму, которая теперь лежала развернутая на столе. – Как же Аксель? Ты же сказал, что Ники обещал…

– Я ошеломлен не менее тебя! Надеюсь, это лишь досадное недоразумение! Не переживай, я упрошу его передумать!

– Уже двенадцатое апреля. Я собрала вещи…

Павел написал Императору, умоляя его разрешить приехать с Ольгой. Однако племянник был удивлен, что дядя воспринял его слова, как дозволение прибыть вместе уже в апреле, ведь он, кажется, ясно дал понять, что позволит это когда-нибудь в будущем, а не теперь. Резкий тон письма свидетельствовал о том, что дальнейшие уговоры бесполезны.

Ольга так была расстроена, что слегла, всем своим бледным видом давая понять мужу, что страшно разочарована его неспособностью повлиять на собственного племянника. Ей действительно было плохо, мутило от вида и запаха любой пищи. Великий Князь хотел отказаться от поездки, но Мама Лёля настояла, чтобы он встретился с детьми. Ему необходимо было наладить с ними отношения, чтобы в дальнейшем их страхи не влияли на решения Государя и не были препятствием для совместных посещений Родины. Нет ничего более ценного для дипломатии, чем женская мудрость. В глазах Великого Князя Ольга была настоящей героиней. Ее секрет был прост – незазорно идти на мелкие уступки, чтобы в итоге достичь главной цели.

Павел уехал в Санкт-Петербург один, удрученным и взвинченным.

VIII

Петербург настраивался на весну. Сначала он разыгрывался звонкой капелью, а затем перешел к мажорной увертюре журчания ручьев.

Жаль, вся эта весенняя какофония