Потом солнце зашло за дом. Появились прохладные тени,приятные на ощупь, как бархат. Монстр отстал от них. Почтальон не приехал, нотеперь можно было хотя бы отдохнуть. Хуже всего была жажда. Никогда в жизни емутак не хотелось пить. Там, где плавали утки, было так зелено, так прохладно…

– Что ты говоришь, дорогой? – над ним склонилось маминолицо.

– Пить, – прошептал он. – Я хочу пить, мама.

– Да, я знаю. Мама тоже хочет пить.

– Я думаю, в доме есть вода.

– Дорогой, мы не можем войти в дом. Злая собака нассторожит.

– Где? – Тэд встал на колени и выглянул в окошко,зажмурившись от яркого света. – Я не вижу.

– Сядь, Тэд. Ты…

Она еще говорила, и он чувствовал ее присутствие рядом, новсе вдруг стало расплываться. Слова доходили до него через плотную туманнуюзавесу как будто вечер окутал их туманом… как в то утро, когда папа уезжал всвою поездку. Но туман был не там, где осталась мама. Он был в том месте, гдеплавали утки. Мамино лицо отдалилось и стало бледным и спокойным, как луна, чтозаглядывает иногда в окошко, когда вы просыпаетесь среди ночи… потом это лицорастаяло в самом тумане. Ее голос растворился в кряканье уток.

Тэд играл с ними.

Донна задремала, а когда она проснулась, тени уже наползалидруг на друга, и весь двор Кэмберов приобрел пепельную окраску. Солнце, круглоеи багровое, висело над горизонтом, напоминая ей баскетбольный мяч, окрашенныйкровью. Она пошевелила языком. Горло было будто обито мягкой тканью. Слюнасвернулась тугим комком. Она мельком подумала, как приятно было бы открыть душу себя в доме, включить ледяную воду и подставить тело под освежающий водопад.Образ был настолько ярким, что она вздрогнула. У нее болела голова.

Где пес?

Она выглянула в окошко, но смогла увидеть только то, чторядом с сараем его не было.

Она надавила гудок, но он только захрипел, не желаяработать. Она потрогала пальцем трещину на стекле и подумала, что будет, еслипес ударит в это стекло еще пару раз. Разобьется ли стекло? Она не верила в этосутками раньше, но теперь готова была поверить.

Она снова стала смотреть на дверь, ведущую в дом. Теперь онаказалась более далекой, чем раньше… словно ей хотелось видеть ее такой.

«Этот проклятый пес гипнотизирует меня».

Она сразу оборвала эту мысль. Дела принимали слишком опасныйоборот, чтобы позволять себе рефлексировать. Сознательно или неосознанно, Куджов самом деле гипнотизировал ее, но теперь все изменилось. Она не могла большевыжидать, пока сварится вместе с сыном в этой жестянке.

Тэд спал. Если пес в сарае, она может попытаться сейчас.

«Но если он все еще за машиной? Или под ней?»

Она вспомнила, что обычно говорил ее отец, когда смотрелфутбол по телевизору. В этих случаях он обычно ставил рядом с собой пепельницуи большую чашку бобов, и комната становилась непригодной для жизни на весьдень; даже пес, поскуливая, удалялся прочь.

При особенно удачных ударах отец, всегда вскрикивал одно ито же: «Ждал в кустах!» Ее мать это неизменно бесило, но тогда Донна уже знала,что ее бесит все, что отец ни делает.

Теперь ей представился Куджо, лежащий за машиной внепределов видимости и наблюдающий за тем, как она выходит, своими кровавымиглазами. Он ждет ее, думает, что она такая глупая. Он ждет ее в кустах.

Она потерла лицо руками. Над головой показалась Венера.Солнце превратилось в красную полосу на горизонте. Где-то запела птица.

До нее дошло, что сейчас она выбирает самый неудачный моментза весь день, чтобы выйти из машины. В самом деле, она задремала и не видела,куда делся пес. Она очень устала, а в машине было так уютно, и Тэд посапывалрядом; его полубредовое состояние перешло в настоящий сон.

Но она опасалась, что это лишь отговорки. На самом деле,ситуация была серьезной, но не отчаянной. Нужно только выбрать удачный момент.Силы ее убывают, и утром она еще больше ослабнет. К тому же, она просидела водной позе уже двадцать восемь часов. Что, если она вообще не сможетразогнуться и, выйдя из машины, беспомощно скрючится, пытаясь размять затекшиеноги и наблюдая, как к ней большими прыжками несется Смерть?

«Речь идет о жизни и смерти, – беспомощно проговорилвнутренний голос. – Нужно выбрать удачный момент, вот и все».

Ее тело собралось с силами раньше, чем мозг. Она тужеобернула рубашку вокруг правой руки и взялась левой за ручку дверцы. Она такничего и не решила сознательно; она просто пошла.

Сейчас, пока Тэд спит и не увидит исхода… каким бы он небыл.

Она открыла дверцу влажной от пота рукой, вслушиваясь вкаждый звук.

Птица пропела снова.

«Если он согнул дверцу, она может и не открыться», –подумала она. Может, так будет и лучше. Можно будет снова сесть в кресло, иотбросить сомнения… и ждать… и терять влагу… и слабеть.

Она надавила на дверцу левым плечом. Правая рука подрубашкой тоже вспотела. Кулак сжался так сильно, что заболели пальцы. Снова иснова она проигрывала в уме, как подбегает к двери, тянется к ручке…

Но дверца не желала открываться. Она надавила на нее изовсех сил, связки на шее напряглись. Но дверца… внезапно открылась с ужаснымскрежетом. Она едва не выпала из машины, схватившись для равновесия за ручку.Внезапно ее охватила паника, холодная и безнадежная, как у пациента послемедицинского заключения «рак». Дверца уже не закроется. Пес доберется до них.Тэд еще может милосердно потерять сознание прежде, чем зубы Куджо вопьются емув горло.

Она тяжело дышала, быстрее и быстрее. Ей казалось, что онавидит каждый камешек на дорожке, но думать было невероятно трудно. Мыслипутались; мысленные сцены сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой.

Падение с крыльца в пятилетнем возрасте, когда она сломалазапястье.

Стыд и страх, когда однажды в школе, на уроке алгебры, на еесветлой юбке проступили пятна крови, и как она старалась добежать до туалета,пока никто не заметил.

Первый парень, с которым она целовалась – Дуайт Сэмпсон.

Новорожденный Тэд у нее на руках, и как нянечка забираетего, и она пытается возразить: «Он мой, отдайте его мне», – но не можетговорить от слабости.

И ее отец, плачущий на ее свадьбе и потом напившийся пьяным.

Лица. Голоса. Комнаты. Фильмы. Книги. Ужас этого момента,когда думаешь «Я СЕЙЧАС УМРУ»…