Наконец она схватилась за ручку обеими руками и рванула еена себя. Дверца закрылась с тем же скрежетом. Она ожидала, что Куджо вот-вотпоявится, но его не было.

Донна откинулась на сиденье, дрожа и беззвучно рыдая.Горячие слезы текли по щекам. Никогда в жизни она так не боялась, даже по ночаму себя в комнате, когда была маленькой, и ей казалось, что кругом шуршатгромадные пауки. Но теперь страх был сильнее. Нервы совсем расстроены. Нужноподождать, отдохнуть…

Но она не могла позволить этой навязчивой идее завладеть ей.

Лучшего шанса все равно не будет. Тэд спит, пса не видно.Если бы он был поблизости, он бы выскочил на звук открываемой дверцы. Он могспать в сарае, но там бы он все равно услышал этот шум. Лучшего шанса просто неможет быть.

Логично. Но окончательно убедила ее не логика, а видениетого, как она входит в полутемный, прохладный холл Кэмберов, бросается ктелефону и звонит шерифу Баннермэну. Потом идет на кухню и наливает стаканхолодной воды.

Она снова открыла дверцу, стараясь приглушить скребущийзвук. В душе она умоляла пса посидеть где-нибудь или поскорее сдохнуть.

Она спустила ноги на землю. И понемногу, разминая затекшиемышцы, встала в полный рост под темнеющим небом.

Птица снова запела где-то поблизости. Потом стало тихо.

Куджо слышал, как открылась дверца. Когда она открылась впервый раз, он почти уже выскочил из-за дома, где лежал в полузабытьи. Он почтиуже собрался кинуться на Женщину, причинившую ему эту жуткую боль. Но инстинктприказал ему пока подождать. Женщина только пробует, убеждал его инстинкт, иэто оказалось правдой.

По мере того, как болезнь разрушала его нервную систему, какстепной пожар, и уничтожала его привычные мысли и ощущения, его хитростьнеожиданно возрастала. Он был уверен, что в конце концов доберется до Женщины иМальчика.

Дважды он отходил от них, бегая к болоту на границе земельКэмберов, где, в непосредственной близости от известняковой пещеры с летучимимышами, журчал ручей. Он ужасно хотел пить, но оба раза вид воды вызывал у негоотвращение. Он хотел убить эту воду, загадить ее, закидать землей. Оба раза этичувства гнали его прочь, к Женщине и Мальчику, из-за которых все это случилось.И больше он от них не уйдет. Он будет ждать, пока не доберется до них. Еслипонадобиться, он будет ждать до самого конца света.

Всему виной эта Женщина. Когда она смотрела на него, онасловно говорила: «Да, да. Это я заставила тебя заболеть. Я сделала тебе больно.Я загнала тебе боль в голову, и в лапы, и в мышцы».

О, убить ее, убить!

Раздался звук. Тихий, но Куджо его услышал. Теперь его ушибыли особенно чувствительны к звукам. Он слышал небесные хоры и вопли грешниковиз ада. В своем безумии он слышал и реальное, и сверхъестественное.

Это был звук шуршащих камешков.

Куджо напрягся и стал ждать, когда Женщина покажется. Тогдаон убьет ее.

В доме Трентонов зазвонил телефон.

Он позвонил шесть раз. Восемь. Десять. Замолчал. Чуть позжео переднюю дверь ударился свежий «Колл», и Билли Фримэн со своим холщовыммешком на плече покатил дальше, к дому Рэли.

В комнате Тэда дверца шкафа снова открылась, и из неепахнуло неописуемым запахом, диким и мертвым.

Дежурный предложил Вику Трентону подождать и попробовать ещераз.

– Нет, спасибо, – сказал Вик и повесил трубку. Роджерсмотрел игру «Ред Сокс» по 38-му каналу, сидя на диване в одном белье ссэндвичем и стаканом молока.

– Из всех твоих привычек, – сказал Вик, – самой худшей мнекажется разгуливать в подштанниках.

– Поглядите на него, – воскликнул Роджер. – Мужику тридцатьдва года, а он все еще называет трусы подштанниками.

– Ну и что?

– Да так, ничего… ты бы еще сказал «панталоны».

– Заткнись, Родж, – угрожающе заявил Вик, улыбаясь. – Иначепожалеешь, но будет поздно, – он отхватил половину от сэндвича Роджера и сунулсебе в рот.

– Что за антисанитария, – проворчал тот, стряхивая крошки сголой волосатой груди. – Что, Донны нет дома?

– Ага. Они с Тэдом, наверное, поехали куда-нибудьперекусить. Хотел бы я вернуться домой вместо этого чертового Бостона.

– Послушай, – возразил Роджер. – Мы уже вечером будем вНью-Йорке. Помнишь, коктейль у Билтмора под часами…

– Плевал я на Билтмора и на его часы. Любой, кто уезжает нанеделю из Мэна в Бостон и Нью-Йорк, особенно в такую жару, рискует свихнуться.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Роджер, поворачиваясь ктелевизору, где Боб Стэнли бил штрафной.

– Вкусный сэндвич, – заметил Вик, победно улыбаясь своемукомпаньону.

Роджер прижал тарелку с сэндвичем к груди.

– Купи себе еще, бессовестный.

– Куда звонить?

– Шесть-восемь-один. Заказы в номер.

– Пива хочешь? – осведомился Вик, подходя к телефону.

Роджер покачал головой.

– Хватит с меня ланча. Башка болит, желудок болит. Утромнаверняка буду икать. Пей сам.

Вик заказал горячий «пастрами» и две бутылки «Туборга».Когда он опять посмотрел на Роджера, тот сидел, глядя в телевизор, и плакал.Сначала Вику показалось, что это просто оптическая иллюзия. Но нет, это былислезы. Цветной экран отражался в них разноцветными бликами.

Вик стоял возле телефона, раздумывая, спросить ли у Роджера,что случилось, или сделать вид, что он ничего не заметил. Но Роджер посмотрелпрямо на него, и лицо у него было беззащитным и жалким, как у Тэда, когда тотпадал и ушибался.

– Что мне делать, Вик? – спросил он хрипло.

– Родж, о чем ты…

– Ты знаешь.

– Не волнуйся, Родж. Все…

– Все рушится, и мы оба это знаем. Это воняет, как целыйящик тухлых яиц. На нашей стороне Роб Мартин. На нашей стороне этот кандидат вДом престарелых актеров. На нашей стороне все… кроме тех, кто решает дело.

– Ничего еще не решилось, Родж.

– Элсия даже не понимает, что это все значит. Это мояработа, это ей скучно. Но она ведь привыкла к Бриджтону, Вик. Ей здесьнравится. И девочки, у них здесь подружки… И озеро… Они не понимают, что всеэто вот-вот накроется…