В недобрый час возник он в моей жизни, мои руки еще противнодрожали, да и общее состояние было на троечку. В результате я немногопоупражнялась в русском языке. Дядька нахмурился и сказал:

– Хулиганка, я сейчас милицию вызову. – И поспешноисчез.

Положительным в этом было то, что он напомнил о милиции. Япозвонила Вешнякову. Тот прибыл в рекордно короткие сроки и, увидев менясидящей на капоте машины, с облегчением вздохнул.

– Тачке морду поцарапала, а так ничего, – заметилон со вздохом, приглядываясь ко мне.

Часа через три мы сидели в баре, где к нам присоединилсяЛялин.

– Ну, рассказывай, – хмуро бросил Олег. Яскривилась и пожала плечами. Рассказывать стал Артем. – Да, умение непропьешь, – выслушав его, заметил Лялин, имея в виду мои водительскиеталанты, но его шутку не оценили, и он добавил:

– В рубашке родилась. Теперь давай подумаем, кого и гдеты умудрилась зацепить.

Думали мы долго, сначала с пивом, а потом и с водкой, но иона не внесла ясности.

– Одно хорошо, – порадовал нас Артем, –убийца скорее всего дилетант. А дилетанта мы найдем, – и добавил поднашими насмешливыми взглядами:

– Если повезет.

Такая самокритичность внушала уважение. Мы еще выпили иразъехались по домам, причем Лялин сопроводил меня до дверей квартиры, а напрощание заявил:

– Придется моим ребятам за тобой присмотреть.

– Не надо.

– Надо. Тебя пасли и, убедившись, что ты проявляешьлюбопытство к чужой собственности, не торопясь покопались в машине Кто-топриглядывает за тобой, а мы приглядимся к нему.

Лялин чмокнул меня в нос и ушел, а я, устроившись с Сашкойперед телевизором, задумалась. Кто мог решить, что я для него опасна? Конечно,первым на ум приходил Кондаревский, но Артем эту идею отмел сразу, и Лялин,подумав, согласился с ним. Уже не четыре свидетеля, а восемь утверждали, что вночь убийства проститутки Кондаревский был в ночном клубе. Лялин склонялся кмысли, что я умудрилась увидеть или услышать нечто, представлявшееся опаснымдля тех, кто спрятал трупы в опоре моста. Жаль, что сама я об этом понятия неимею.

Я отправилась спать, а с утра вновь поехала на Речную.Внутренний голос упорно шептал мне, что, вопреки мнению моих друзей,Кондаревским стоит заняться.

Город в шоке от найденных в опорах трупах, оттого все силымилиции брошены на поиски убийц, а про смерть проститутки все уже забыли,значит, этим мне и стоит заняться.

«Феррари» отогнали в автосервис, и на Речную я прибыла натакси и без Сашки. Господь был явно расположен ко мне в то утро, потому чтобуквально через несколько минут мое упрямство было вознаграждено. Я позвонила вдом под номером тридцать девять, где мне, как и вчера, не открыли из-заотсутствия хозяев, а потом перешла к тридцать восьмому, где меня и ждалсюрприз. Я давила на кнопку звонка, когда сзади ко мне подошла пышнотелая даманеопределенного возраста с фиолетовыми волосами и сурово спросила:

– Вам чего?

Дама была принята мною за домработницу. Я расплылась вширочайшей улыбке и полезла за удостоверением, но тут она хлопнула в ладоши,поставив вместительную сумку на землю, и радостно возвестила:

– Ольга Сергеевна, я вас не признала.

Я глупо улыбалась, пытаясь сообразить: эта дама меня где-товидела или мы с ней лично знакомы.

– Я Софья Ивановна, мама Люды Гришиной.

Теперь я, конечно, вспомнила ее. Люда Гришина работала наместном радио. По долгу службы мы с ней некогда встречались довольно часто, апотом и подружились. Несколько раз я была у нее на даче, где и познакомилась сее мамой, которая в настоящий момент стояла передо мной.

– Вы что же, здесь живете? – спросила я, очень вэтом сомневаясь, особо обеспеченной Людка вроде не была.

– Да я тут в прислугах, – весело ответила СофьяИвановна. – В домработницах. Заходите, чаю попьем, хозяев нет.

От ее предложения я не отказалась, и через несколько минутмы пили чай на веранде. Вокруг благоухали цветы в огромных горшках, здесьпо-прежнему царило лето, и я завистливо вздохнула:

– Красота... – Что и послужило началом нашейбеседы на интересующую меня тему.

– Это точно. Садовник у них золотой, Петр Петрович, вселето тут копался, еще две девчонки приходят, дизайнеры. Хозяйка цветы любит.

– А где сейчас хозяева, на работе?

– В отпуск уехали, к дочери в Америку. Она там вуниверситете учится, а я здесь с четырьмя котами. Их кормить надо и выпускатьгулять. Вот каждый день и прихожу на полдня.

– Давно вы у них работаете?

– Да уж года полтора. Я раньше у Кондаревских работала,вон дом напротив. Очень мне тамошняя хозяйка нравилась, Людмила Сергеевна,хороший человек, порядочный, сроду ни о ком дурного слова не скажет.

Только болеет очень. С мужем вдвоем живут, а домина самивидите какой, ну и решили продавать. А квартира у них далековато, не оченьудобно мне туда ездить. Да и, сказать правду, с супругом ее мы не больно-толадили. А сама Людмила Сергеевна в последнее время все по больницам дасанаториям... Тут еще теперешние хозяева уговаривать стали перейти к ним, я исогласилась.

Вот примерно в тот момент я и почувствовала, что мнеповезет. Правда, я еще не знала как, оттого и не лезла с вопросами, боясьспугнуть удачу.

– А знаете, Софья Ивановна, я ведь здесь как раз длятого, чтобы поговорить о Кондаревском, – улыбнулась я.

– Со мной?

– Не только. Я вчера по всем домам прошлась.

– Вот оно что... Мне Руфа звонила, она в двадцать пятомдоме убирает, рассказывала, что милиция Кондаревским интересовалась. Так вытеперь в милиции?

– Я на своем прежнем месте, а милиции помогаю в мерусил.

Будучи женщиной мудрой, уточнять что-либо она не стала.

– Что вам сказать про Кондаревского?.. Еще чаю?

Так вот, человек он... скользкий какой-то. Вроде и не-,плохой, а есть в нем что-то... к тому же бабник. И тянет его все намолоденьких. Ко мне однажды на работу племянница зашла, так не поверите, он сней заигрывал, в ресторан звал, а девчонке семнадцать лет, и за стеной женабольная. Конечно, мужчину понять можно, Людмила Сергеевна болеет, и живут онихоть вместе, но все равно врозь, точно чужие, но ведь есть же приличиякакие-нибудь... Нашел бы себе женщину да ездил к ней, когда неймется, а он ниодной юбки не пропустит.