Они вошли в подвал.

– Черт, здесь все ноги переломаешь. Посмотри, может,какой-нибудь выключатель есть?

– Выключатель-то есть, да, видно, завхоз на лампочкахэкономит.

Они остановились и закурили.

У Лены с детства было очень острое обоняние, прямо-такисобачий нюх. Все запахи она чувствовала четко и ясно, а теперь, беременная, немогла ездить в метро из-за дикой смеси ароматов. Дешевые и дорогие духисливались с потом и грязными носками. Дух горячего хлеба в чьем-то пакетепереплетался с запахом мочи и гнилых зубов бомжа, заснувшего напротив. А ужзапах табачного дыма она чуяла за версту…

Вот уже больше часа она сидела на своем сооружении изящиков, согрелась и сама не заметила, как задремала.

Ей приснился школьный двор, заполненный нарядными детьми ивзрослыми. Первоклашка с огромным бантом в русой косичке крепко держала Лену заруку. Девочка была удивительно похожа на маленькую Лену. Она даже стояла, какЛена на детской фотографии, – на одной ноге, будто цапелька…

– У меня будет девочка, – прошептала Лена сквозь сон, но тутже проснулась. Ей в нос ударил резкий запах табачного дыма.

Курил не один человек, а двое или даже трое. Сигареты быликрепкие, американские.

Сначала Лена решила просто спрятаться за ящиками. Не станутже они перерывать весь хлам в темном подвале!

Она тихо встала, стараясь ничего не задеть и даже не дышать.Но ящики были придвинуты ею же вплотную к стене. Разбирать сейчас всюконструкцию, отодвигать от стены было опасно.

Луч фонарика медленно скользил по подвалу. Пока он былдалеко, но приближался. Раздался шорох, потом грохот. Скорее всего они намереныосмотреть здесь каждую щель. Но подвал очень большой, и это дает шанс.

Лена вспомнила любимый телесериал своего детства «Семнадцатьмгновений весны». Там тоже обыскивали подвал, и героиня с двумя младенцамиспряталась в канализационном люке. У Лены был всего один младенец, причем вживоте, а не на руках. Но не было люка, не было времени найти его, открыть испрятаться – если, такое вообще возможно.

Быстро и бесшумно она вскарабкалась на ящики и сжалась вкомок под самым окном. Окно было освещено луной так, что подними они головы –увидят ее силуэт. Дождавшись очередного грохота швыряемой в разные сторонырухляди, Лена открыла окно. Прямо за ним была узкая каменная ниша глубинойоколо метра. Прикрыв окно снаружи, она уселась на дно ниши, усыпанное сухимилистьями.

Было холодно, стучали зубы, колотила дрожь. Сквозь чутьприоткрытое окно она слышала грохот мат и опять тот же запах табачного дыма.Они стояли под самым окном, возле ее конструкции из ящиков. Лена слышала каждоеслово.

– Смотри, здесь окно. Кто это так постарался ящики аккуратносложил, тряпками обмотал? Может, там что ценное лежит? Может, старушка Зотоваеще и наркотой приторговывает?

– Брось, и так ей хватает. Много ли бабульке надо?

– Слышь, Колян, ты до окошка-то долезешь?

– А на хрена?

– На всякий случай. Давай-ка, попробуй.

Несколько секунд было тихо. Луч фонарика уперся прямо впыльное оконное стекло. Лена зажала рот рукой. Ей казалось – еще чуть-чуть, иона завопит как резаная.

«Что я делаю? Господи, что я делаю? Какая-то глупость,дешевый боевик, неслось у нее в голове. – Сейчас они меня увидят. Сейчас этотКолян доберется до окна – и все. Что все? Убьют они меня? Свяжут, опять усыпят,сделают искусственные роды? Зачем? Скрыть врачебную ошибку? Не слишком ли многохлопот?»

Вдруг раздался треск, грохот. Потом послышаласьоглушительная матерная тирада вперебивку со стонами и всхлипываниями. Ящики невыдержали веса здоровяка Коляна и обрушились.

– Нога, нога моя! – услышала Лена всхлипывающий мужской голос.

– Цела твоя нога, придурок, – ответил другой голос, – хорошвыть. Пошли, ща тебе первую помощь окажут.

– Ага, в гинекологии, – хихикнул третий.

* * *

На столе перед Зотовой лежала новенькая больничная карта, вкоторой была записана только первая страница. Амалия Петровна аккуратнопереписала фамилию, имя, отчество, дату рождения, домашний адрес. Сложивблокнотный листочек, она сунула его в карман халата. Затем щелкнула зажигалкойи подожгла уголок больничной карты.

Подперев щеку, она задумчиво смотрела, как медленно,неохотно съеживается и рассыпается в прах плотная белая бумага.

«Полянская Елена Николаевна, I960…» – мелькнуло в последнийраз на догорающем бланке.

Немного подумав, Зотова вытащила листочек из кармана и тожеподожгла. Теперь она все знала наизусть. Теперь она никогда не забудет этих,паспортных данных.

* * *

Когда стало совсем тихо, Лена, подождав для верности ещенесколько минут, стала осторожно подтягиваться, чтобы влезть назад в подвал.Она все-таки решила туда вернуться. Она так промерзла, что казалось – никогдане согреется. А в подвале тепло. Там ее искать уже не будут. Утром она вылезети спросит первого встречного, где милиция. Скажет, что ее ограбили, или ещечто-нибудь придумает. Не бродить же ей ночью в таком виде неизвестно где. Темболее они сейчас наверняка обшаривают больничный двор и его окрестности.

Перекинув ноги через оконный проем, она посмотрела вниз. Неменьше чем в трех метрах от нее на дне подвала, светлела груда разбросанныхящиков и белья. Между нею и полом была голая каменная стена.

«Но мне же нельзя прыгать», – с тоской подумала Лена.

И тут она услышала мужские голоса – совсем рядом. Вспыхнулифары машины, ярко, очень близко. Зажмурившись, обхватив ладонями живот, онапрыгнула вниз, прямо на тюк с тряпьем.

Когда рассвело, из подвального окна показалась взлохмаченнаяголова, грязное бледное лицо. Дворник Степанов, бодро сметавший нападавшие заночь листья, не удивился – в подвал больницы иногда заползали ночевать бомжи. Вгороде почти не осталось старых зданий с удобными, теплыми подвалами, а ночиуже холодные. Надо же где-то спать этим бедолагам!

У ворот больницы недавно поставили охрану, двух сонныхнадменных громил в пятнистой форме, с автоматами за плечами. Громилы курили«Мальборо», каждые полчаса сплевывали сквозь зубы и молчали, как глухонемые.Окурки они бросали прямо под ноги, да еще растирали своими башмачищами.Степанову охранники сразу не понравились. Не понравилось ему и то, что заборвокруг больничного двора построили бетонный, да еще – вот пакость – колючейпроволокой обтянули поверху и бутылочных осколков понатыкали.