Коваль проинструктировал, чтобы ни в коем разе не садился направой стороне стола, там оказываешься ближе к окну. И хотя оно всегда плотнозакрыто шторами, особыми, что гасят любые попытки перехватить разговоры, но,если можно выбрать более безопасное место, почему не сесть туда? Впрочем, я исам предпочитаю слева, так за спиной стена в двух шагах, а перед глазами шкаф скнигами и дверь. У мужчин же психика собак в конуре: всегда садятся лицом квходу.

Вертинский бросил шляпу в кресло, сел в другое. Неслышноступая, вошла статная женщина с подносом в обеих руках, от фарфоровых чашекпошел аромат крепкого кофе. Вертинский жадно ухватил чашку, на секретаршу неповел взглядом, не Моника, хотя, конечно, хороша, кто спорит.

Я оглянулся:

– А где Седых и Тимошенко?

– В библиотеку улизнули, – ответил Вертинский. –Отстали, как школьники от строгих учителей, смылись…

– У нас есть что посмотреть, – согласился я. – Самбы порылся.

Чашку взял не глядя, в виски стучит кровь, настойчивая мысльпошла уже по кругу, как слепая лошадь на мельнице: путь дальнейшей гуманизацииобщества, начатый еще французскими утопистами-вольтерьянцами, исчерпал себя,исчерпал. Окончательно исчерпал. По планете разливается грязная волна никакойне гуманизации, а нелепой пародии, из-за которой возненавидишь и весь гуманизм:все эти политкорректности, демонстративное траханье на людных улицах,процветающие секс-шопы возле оперных театров…

Нет! За топор не просто пора, а давно пора. Необходимо! Дажераньше надо было, пока можно было отрубить гниющий палец, а не руку. Мне сидеей имортизма удалось всадить острие топора в самую суть проблем, а теперь,получив всю полноту власти, уже все мы, имортисты, беремся за топоры. Снова иснова повторяю себе и другим, чтобы не струсить, не отступить: пришло Времятопора. Час топора. Время перемен. А так как с переменами затянули, все ужечувствуют, но никто не решается первым, то эти перемены теперь оч-ч-ень крутые.И с кровью. Мэр столицы, зная нашу программу, с которой мы пришли к власти,самостоятельно ввел публичные казни в столице, стараясь хоть как-то сдержатьразгул преступности. При чрезвычайных обстоятельствах – чрезвычайные меры.

Александра, так ее, кажется, зовут, вновь появилась оченьтихо, поднос опустился на стол так, словно стол из бархата. Передо мнойвозникли на двух блюдцах расстегаи, сандвичи, крохотные бутербродики с мясом исыром. Я поблагодарил кивком, Александра постояла пару мгновений, чуть дольше,чем требовалось, но я уже смотрел на экран монитора, и она исчезла так же тихо,как и вошла.

На экране высветилось окошко броузера, я вошел на головнойсайт имортизма, сейчас их уже тысячи, цифры на счетчике мелькают с бешенойскоростью.

Форум пришлось разбить на несколько подконференций, уже поотдельным аспектам имортизма, там ведутся жаркие споры, но и тогда веткиразрастаются так, что уходят в бесконечность, а не у всех толстые каналы, надобы резать на страницы…

Я быстро просматривал новости, чувствуя себя Карлом Марксом,Томасом Мором и Кампанеллой, которые вдруг получили всю полноту власти. Однодело умничать на кухне, критикуя, конечно же, тупейшее правительство иподсказывая этим идиотикам в Кремле, как надо и что надо, другое дело –внезапно оказаться у руля. Да еще на корабле, что с пробоинами ниже ватерлинии,со сбитыми парусами, спившейся командой, в то время как буря все крепчает…

Вертинский отсиделся, поел все бутерброды, я боковым зрениемвидел пятно его фигуры, начал бродить взад-вперед, рассматривая обстановку,любопытный, наконец я ощутил его теплое дыхание на шее.

– Страшно?

– Еще как, – признался я. – Взгляните, ИванДанилович, что творится!

Я привычно обращаюсь к нему на «вы», он был моим преподом вунивере, он пока что на «ты», но, замечаю, все чаще переходит на «вы», стараясьпроделать это понезаметнее, я же все-таки не студент, а президент страны…

– Держись, – произнес он. В голосе старого юриста былинежность и бессилие чем-то помочь. – Держись, ты к этому шел.

– Да, конечно, – ответил я бодро, перед всеми надо бытьгероем всегда, но внутри разрастается холодная тяжесть. Не шел я к этому, нешел! Я мудро и красиво теоретизировал, умничал, создал изящную и высокопарнуюсистему, в которой миром правят умные люди, а неумные занимаются работойпопроще. Естественно, куда идти, что строить, какие книги писать и какие фильмыснимать – определяют в моей схеме только умные люди, а не большинство, ибо всезнаем, какого сорта это самое большинство. Я сам чувствовал, что эта модельслишком правильная, безукоризненная, чтобы стать жизнеспособной, но то ли сумелподвести очень прочный фундамент, то ли в самом деле население обожралосьпроисходящей дрянью… но – революция свершилась!

Я знаю только две революции, что действительно тряхнули иизменили мир, это – Великая Октябрьская в России и Великая исламская в Иране,последствия которой все еще недопонимают. И вот мы свершили третью… самуюграндиозную. Понимали аятолла Хомейни и Ленин, что могут прийти к власти? Я,честно говоря, оказался не готов. Как и всякий русский интеллигент, всегдаготов к постоянному брюзжанию и маниловщине, изничтожающей критике этих идиотовв Кремле, окруживших себя идиотами помельче, у которых тоже идиоты в услужении,и так до самого низа, а там этот народ-идиот, косорукий и тупой, спившийся ивымирающий, который все делает через задницу, и только вот мы, русскаяинтеллигенция, соль и совесть нации, ее цвет и драгоценность, ее чудо изолотце… Нет, эти русские интеллигенты выдвигали порой и прекраснейшие идеи,проекты, но у них не хватало ума и, главное, энергии не то чтобы довести доконца, но даже отшлифовать, придать законченную форму, чтобы восприняло какможно больше народу.

Ничего не попишешь, мы всегда чуточку не готовы к новойжизни. Трезвая данность в том, что я – президент России, вокруг меня небольшаякучка сторонников, большая куча тех, кто понимает и поддерживает пассивно, иогромное бескрайнее море… не скажу, быдла, но простого и очень простого народа,который с восторгом принял заброшенную нам с Запада идею, что вовсе необязательно карабкаться вверх, учиться, совершенствоваться, каторжанить себятренировками или учебой, а можно расслабляться, балдеть, оттягиваться,релаксировать, отрываться, кайфовать, просто жить, развлекаться, требовать отверхов хлеба и зрелищ, то есть футбола, хоккея и дурацких телешоу, причем чемтупее – тем кайфовее, и каждый ответствен, это же надо такое брякнуть, толькоперед собой, что значит: а пошли вы все на хрен – родители, воспитатели,учителя, армия, культура, правила поведения!

Сейчас даже не Юса наш единственный противник, миазмамиюсовости пропитан мир, хотя, конечно, единственное место, откуда эта дряньльется волнами высотой с небоскреб и затопляет мир, – это территория заокеаном. Эту гадину мы должны раздавить, как раздавили ее полторы тысячи летназад, тогда она называлась Римской империей, а нас точно так же называли дикимии непредсказуемыми варварами.