А зори здесь были тихими-тихими.

Рита шлепала босиком: сапоги раскачивались заспиной. С болот полз плотный туман, холодил ноги, оседал на одежде, и Рита судовольствием думала, как сядет перед разъездом на знакомый пенек, наденетсухие чулки и обуется. А сейчас торопилась, потому что долго ловила попутнуюмашину. Старшина же Васков вставал ни свет ни заря и сразу шел щупать замки напакгаузе. А Рита как раз туда должна была выходить: пенек ее был в двух шагахот бревенчатой стены, за кустами.

До пенька осталось два поворота, потомнапрямик, через ольшаник. Рита миновала первый и — замерла: на дороге стоялчеловек.

Он стоял, глядя назад, рослый, в пятнистойплащ-палатке, горбом выпиравшей на спине. В правой руке он держалпродолговатый, туго обтянутый ремнями сверток; на груди висел автомат.

Рита шагнула в куст; вздрогнув, он обдал ееросой, но она не почувствовала. Почти не дыша, смотрела сквозь редкую ещелиству на чужого, недвижимо, как во сне, стоящего на ее пути.

Из лесу вышел второй: чуть пониже, с автоматомна груди и с точно таким же тючком в руке. Они молча пошли прямо на нее,неслышно ступая высокими шнурованными башмаками по росистой траве.

Рита сунула в рот кулак, до боли стиснула егозубами. Только не шевельнуться, не закричать, не броситься напролом сквозькусты! Они прошли рядом: крайний коснулся плечом ветки, за которой она стояла.Прошли молча, беззвучно, как тени. И скрылись.

Рита обождала — никого. Осторожновыскользнула, перебежала дорогу, нырнула в куст, прислушалась.

Тишина.

Задыхаясь, кинулась напролом: сапоги били поспине. Не таясь, пронеслась по поселку, забарабанила в сонную, наглухозаложенную дверь:

— Товарищ комендант!… Товарищ старшина!…

Наконец открыли. Васков стоял на пороге — вгалифе, тапочках на босу ногу, в нижней бязевой рубахе с завязками. Хлопалсонными глазами:

— Что?

— Немцы в лесу!

— Так… — Федот Евграфыч подозрительносощурился: не иначе, разыгрывают… — Откуда известно?

— Сама видела. Двое. С автоматами, вмаскировочных накидках…

Нет, вроде не врет. Глаза испуганные…

— Погоди тут.

Старшина метнулся в дом. Натянул сапоги, накинулгимнастерку, второпях, как при пожаре. Хозяйка в одной рубахе сидела накровати, разинув рот:

— Что там, Федот Евграфыч?

— Ничего. Вас не касается.

Выскочил на улицу, затягивая ремень с наганомна боку. Осянина стояла на том же месте, по-прежнему держа сапоги за плечом.Старшина машинально глянул на ее ноги: красные, мокрые, к большому пальцупрошлогодний лист прилип. Значит, по лесу босиком шастала, а сапоги за спинойносила: так, стало быть, теперь воюют.

— Команду — в ружье: боевая тревога! Кирьяновуко мне. Бегом!

Бросились в разные стороны: деваха — кпожарному сараю, а он — в будку железнодорожную, к телефону. Только бы связьбыла!…

— "Сосна"! "Сосна"!… Ахты, мать честная!… Либо спят, либо поломка… "Сосна"!…"Сосна"!…

— "Сосна" слушает.

— Семнадцатый говорит. Давай Третьего. Срочнодавай, чепе!…

— Даю, не ори. Чепе у него…

В трубке что-то долго сипело, хрюкало, потомдалекий голос спросил:

— Ты, Васков? Что там у вас?

— Так точно, товарищ Третий. Немцы в лесувозле расположения. Обнаружены сегодня в количестве двух…

— Кем обнаружены?

— Младшим сержантом Осяниной… Кирьянова вошла,без пилотки, между прочим. Кивнула, как на вечерке.

— Я тревогу объявил, товарищ Третий. Думаю леспрочесать…

— Погоди чесать, Васков. Тут подумать надо:объект без прикрытия оставим — тоже по голове не погладят. Как они выглядят,немцы твои?

— Говорит, в маскхалатах, с автоматами.Разведка…

— Разведка? А что ей там, у вас, разведывать?Как ты с хозяйкой в обнимку спишь?

Вот всегда так, всегда Васков виноват. Все наВаскове отыгрываются.

— Чего молчишь, Васков? О чем думаешь?

— Думаю, надо ловить, товарищ Третий. Покадалеко не ушли.

— Правильно думаешь. Бери пять человек изкоманды и дуй, пока след не остыл. Кирьянова там?

— Тут, товарищ…

— Дай ей трубку.

Кирьянова говорила коротко: сказала два раза«слушаю» да раз пять поддакнула. Положила трубку, дала отбой.

— Приказано выделить в ваше распоряжение пятьчеловек.

— Ты мне ту давай, которая видела.

— Осянина пойдет старшей.

— Ну, так. Стройте людей.

— Построены, товарищ старшина.

Строй, нечего сказать. У одной волосы, какгрива, до пояса, У другой какие-то бумажки в голове. Вояки! Чеши с такими лес,лови немцев с автоматами! А у них, между прочим, одни родимые, образца 1891-годробь 30-го года…

— Вольно!

— Женя, Галя, Лиза… Сморщился старшина:

— Погодите, Осянина! Немцев идем ловить — нерыбу. Так чтоб хоть стрелять умели, что ли…

— Умеют.

Хотел Васков рукой махнуть, но спохватился:

— Да, вот еще. Может, немецкий кто знает?

— Я знаю.

Писклявый такой голосишко, прямо из строя.Федот Евграфыч вконец расстроился:

— Что — я? Что такое я? Докладывать надо!

— Боец Гурвич.

— Ох-хо-хо! Как по-ихнему — руки вверх?

— Хенде хох.

— Точно, — махнул-таки рукой старшина. — Ну,давай, Гурвич…

Выстроились эти пятеро. Серьезные, как дети,но испуга вроде пока нет.