— Идем на двое суток, так надо считать. Взятьсухой паек, патронов… по пять обойм. Подзаправиться… Ну, поесть, значит,плотно. Обуться по-человечески, в порядок себя привести, подготовиться. На все— сорок минут. Р-разойдись!… Кирьянова и Осянина — со мной.

Пока бойцы завтракали и готовились к походу,старшина увел сержантский состав к себе на совещание. Хозяйка, по счастью,куда-то уже смоталась, но постель так и не прибрала: две подушки рядышком,полюбовно… Федот Евграфыч угощал сержантов похлебкой и разглядывал старенькую,истертую на сгибах карту-трехверстку.

— Значит, на этой дороге встретила?

— Вот тут, — палец Осяниной слегка колупнулкарту. — А прошли мимо меня, по направлению к шоссе.

— К шоссе?… А чего ты в лесу в четыре утраделала? Промолчала Осянина.

— Просто по ночным делам, — не глядя, сказалаКирьянова.

— Ночным? — Васков разозлился: вот ведь врут!— Для ночных дел я вам самолично нужник поставил. Или не вмещаетесь?

Насупились обе.

— Знаете, товарищ старшина, есть вопросы, накоторые женщина отвечать не обязана, — опять сказала Кирьянова.

— Нету здесь женщин! — крикнул комендант идаже слегка пристукнул ладонью по столу. — Нету! Есть бойцы, и есть командиры,понятно? Война идет, и покуда она не кончится, все в среднем роде ходить будем…

— То-то у вас до сих пор постелька распахнута,товарищ старшина среднего рода…

Ох и язва же эта Кирьяновна! Одно слово:петля!

— К шоссе, говоришь, пошли?

— По направлению…

— Черта им у шоссе делать: там по обе стороныеще в финскую лес сведен, там их живо прищучат. Нет, товарищи младшиекомандиры, не к шоссе их тянуло… Да вы хлебайте, хлебайте.

— Там кусты и туман, — сказала Осянина. — Мнеказалось…

— Креститься надо было, если казалось, —проворчал комендант. — Тючки, говоришь, у них?

— Да. Вероятно, тяжелые: в правой руке несли.Очень аккуратно упакованы.

Старшина свернул цигарку, закурил, прошелся.Ясно все вдруг для него стало, так ясно, что он даже застеснялся.

— Мыслю я, тол они несли. А если тол, томаршрут у них совсем не на шоссе, а на железку. На Кировскую дорогу, значит.

— До Кировской дороги не близко, — сказалаКирьянова недоверчиво.

— Зато лесами. А леса здесь погибельные: армияспрятаться может, не то что два человека.

— Если так… — заволновалась Осянина. — Если так,то надо охране на железную дорогу сообщить.

— Кирьянова сообщит, — сказал Васков. — Мойдоклад — в двадцать тридцать ежедневно, позывной «17». Ты ешь, ешь, Осянина.Топать-то весь день придется…

Через сорок минут поисковая группапостроилась, но вышли только через полтора часа, потому что старшина был строги придирчив:

— Разуться всем!…

Так и есть: у половины сапоги на тонком чулке,а у другой половины портянки намотаны, словно шарфики. С такой обувкой много ненавоюешь, потому как через три километра ноги эти вояки собьют до кровавыхпузырей. Ладно, хоть командир их, младший сержант Осянина, правильно обута.Однако почему подчиненных не учит?

Сорок минут преподавал, как портянкинаматывать. А еще сорок — винтовки чистить заставил. Они в них ладно, еслимокриц не развели, а ну как стрелять придется?…

Остаток времени старшина посвятил небольшойлекции, вводящей, по его мнению, бойцов в курс дела:

— Противника не бойтесь. Он по нашим тыламидет, — значит, сам боится. Но близко не подпускайте, потому как противник всеже мужик здоровый и вооружен специально для ближнего боя. Если уж случится, чторядом он окажется, тогда затаитесь лучше. Только не бегите, упаси бог: вбегущего из автомата попасть — одно удовольствие. Ходите только по двое. В путине отставать и не разговаривать. Если дорога попадется, как надо действовать?

— Знаем, — сказала рыжая. — Одна — справа,другая — слева.

— Скрытно, — уточнил Федот Евграфыч. — Порядокдвижения такой будет: впереди — головной дозор в составе младшего сержанта сбойцом. Затем в ста метрах — основное ядро: я… — он оглядел свой отряд, — спереводчицей. В ста метрах за нами — последняя пара. Идти, конечно, не рядом, ана расстоянии видимости. В случае обнаружения противника или чего непонятного…Кто по-звериному или там по-птичьему кричать может?

Захихикали, дуры…

— Я серьезно спрашиваю! В лесу сигналы голосомне подашь: у немца тоже уши есть. Примолкли.

— Я умею, — робко сказала Гурвич. — Поослиному: и-а, и-а!

— Ослы здесь не водятся, — с неудовольствиемзаметил старшина. — Ладно, давайте крякать учиться. Как утки.

Показал, а они засмеялись. Чего им вдругвесело стало, Васков не понял, но и сам улыбки не сдержал.

— Так селезень утицу подзывает, — пояснил он.— Ну-ка, попробуйте.

Крякали с удовольствием. Особенно эта рыжаястаралась, Евгения (ох, хороша девка, не приведи бог влюбиться, хороша!). Нолучше всех, понятное дело, у Осяниной получалось: способная, видать. И еще уодной неплохо, у Лизы, что ли. Коренастая, плотная, то ли в плечах, то ли вбедрах — не поймешь, где шире. А голос лихо подделывает. И вообще ничего, такаявсегда пригодится: здорова, хоть паши на ней.

Не то что пигалицы городские — Галя Четвертакда Соня Гурвич, переводчица.

— Идем на Вопь-озеро. Глядите сюда. —Столпились у карты, дышали в затылок, в уши: смешно. — Ежели немцы к железкеидут, им озера не миновать. А пути короткого они не знают: значит, мы раньше ихтам будем. До места нам верст двадцать — к обеду придем. И подготовитьсяуспеем, потому как немцам, обходным порядком да таясь, не менее чем полстаотшагать надо. Все понятно, товарищи бойцы?

Посерьезнели его бойцы:

— Понятно…

Им бы телешом загорать да в самолеты пулятъ —вот это война…

— Младшему сержанту Осяниной проверить припаси готовность. Через пятнадцать минут выступаем.

Оставил бойцов: надо было домой забежать.Хозяйке еще до этого поручил сидор собрать, да и захватить кое-чеготребовалось. Немцы — вояки злые, это только на карикатурах их пачками бьют.Требовалось подготовиться.