Зато мы оказались похожи на прочих людей и в смысле скрытыхрезервов воли. Я, например, играл сам с собой в различные игры, сам себерассказывал всякие истории, вспоминал разные приятные вещи и события, которыхбыло, к счастью, немало. Я размышлял о том, что составляет живой мир, — оветре, дожде, снеге, о летнем тепле, о прохладных весенних ветрах. В Тени Земляу меня когда-то был собственный маленький самолет, и мне очень нравилосьощущение полета. Я вспоминал, как сверху открывалась широкая панорама,многообразие цветов и видов: крошечные города на горизонте, голубой просторнеба над головой, гряда облаков (где-то теперь эти облака?), бескрайний океанпод крылом… Я вспоминал женщин, которых любил, веселые пирушки, тяжелые бои… Акогда надоедали все воспоминания и я уже не мог думать ни о чем другом, я думалоб Амбере.

И однажды, когда я думал о нем, то ощутил на своих щекахвлагу: видимо, мои слезные железы пришли в норму. Я плакал.

Прошло еще немало времени, когда уделом моим были лишь сонда вечный мрак, и вдруг я вновь услышал за дверью шаги. Человек подошел, шагистихли, в замке повернулся ключ.

После того визита Рейна я уже успел забыть вкус вина исигарет — слишком давно я пробовал их в последний раз.

Людей было двое. Я догадался об этом еще по их шагам, дотого как услышал голоса, один из которых тут же узнал.

Дверь отворилась, и Джулиан окликнул меня по имени.

Я ответил не сразу, и он снова позвал меня:

— Корвин! Иди сюда.

Выбора у меня не было; я поднялся и пошел к двери. Подойдя кнему вплотную, я остановился.

— Что тебе надо? — спросил я.

— Идем со мной. — И он взял меня за руку.

Мы вышли в коридор. Джулиан ничего мне не объяснял, а я нестал унижаться и спрашивать.

Судя по эху, мы, миновав коридор, очутились в большом пустомзале, потом стали куда-то подниматься по лестнице. Стало быть, мы шли водворцовые покои.

Меня ввели в какую-то комнату и усадили в кресло. Цирюльникзанялся моими волосами и бородой. По голосу я его не узнавал. Он спросил,подстричь ли мне бороду или сбрить совсем.

— Сбрей, — ответил я.

Затем мне привели в порядок ногти на руках и на ногах. Япринял ванну, кто-то помог мне одеться во все чистое. Костюм, по всейвероятности, висел на мне, как на вешалке. Потом меня чем-то опрыскали, —видимо, какой-то гадостью от насекомых. Но это было уже не важно.

Затем меня провели в зал, наполненный музыкой, ароматамироскошных яств, голосами и смехом множества людей. Я понял, что нахожусь напиру.

Когда вошли мы с Джулианом, голоса мгновенно стихли. Меняусадили за стол. Вскоре запели трубы, и меня тут же заставили встать.

И тогда я услышал:

— За здоровье Эрика Первого, короля Амбера! Даздравствует король!

Я пить не стал, но никто, видимо, и внимания на это необратил. Тост провозгласил Каин, я узнал его голос.

Я съел столько, сколько смог в себя вместить; я не ел ничегоподобного со дня коронации. Из разговоров вокруг я понял, что сегодня — перваягодовщина правления Эрика. Стало быть, я провел в подземелье уже целый год.

Ко мне никто не обращался, сам я тоже ни с кем незаговаривал. Я был на том пиру призраком. Этим, видимо, меня стремились ещеболее унизить, а заодно и предостеречь остальных братьев: непослушание сюзеренукарается жестоко! К тому же все знали, что меня приказано забыть.

Празднество продолжалось почти до утра. Кто-то все времяподливал мне вина, что уже было неплохо. Так что я с удовольствием пил вино ислушал музыку. Столы к этому времени убрали, потому что меня пересадили в угол.

В итоге я здорово напился, и меня уже под утро на рукахотнесли обратно в темницу. Праздник кончился. Жаль, что я так и не упился доскотского состояния и не заблевал ни пол, ни чьи-нибудь шелка!

Закончился первый год моего заключения.

Не стану утомлять вас излишними подробностями. Второй годбыл точно таким же, как первый, и закончился тем же. И третий — тоже. В течениевторого года Рейн дважды приходил ко мне и приносил всякие вкусные вещи и целыйворох сплетен. Каждый раз я строго-настрого запрещал ему появляться вподземелье. Но в течение третьего года он посещал меня шесть раз — каждые двамесяца. Я все твердил, чтобы он не смел являться сюда, но с удовольствием съедалвсе, что он приносил мне, и слушал его болтовню.

В Амбере было неладно. Из Тени проникали странные существа,несущие страх и зло. Их, конечно, уничтожали. Эрик все пытался понять, откудаони взялись. Я ничего не сказал Рейну о своем проклятии, но про себя радовался,понимая, что оно действует.

Рэндом, как и я, до сих пор оставался узником. Его жена всеже добилась своего и теперь воссоединилась с ним в тюрьме. Остальные мои братьяи сестры жили по-прежнему. Надежда на возможные перемены не оставляла меня вовремя празднества по поводу третьей годовщины правления Эрика. Надежда этаочень поддерживала мой дух, я словно ожил вновь.

А кроме того…

Кроме того, произошло нечто, приведшее меня в стольвосторженное настроение, что я немедленно откупорил последнюю бутылку вина ивскрыл последнюю пачку сигарет, принесенных Рейном, которые берег на самыйкрайний случай.

Я устроил себе настоящий праздник, пил, курил и мечтал освете, который вновь забрезжил во тьме кромешной.

Да, я увидел свет!

Тонкий лучик света, внезапно появившийся где-то справа отменя!

Представьте себе: вы очнулись на больничной койке и вдругпоняли, что очнулись слишком рано. Вот такое ощущение я испытывал.

У меня все заживает значительно быстрее, чем у любогодругого человека. Этой способностью — в большей или меньшей степени — обладаютвсе члены королевской семьи Амбера. Именно благодаря этой способности я ипережил чуму, бегство французов из Москвы и многое другое. Я регенерируюзначительно быстрее и лучше, чем остальные люди. Это отмечал и Наполеон, игенерал Мак-Артур… С нервными окончаниями вышло медленнее, только и всего.

Ко мне возвращалось зрение — вот что означал тот лучиксвета, столь прекрасный, где-то там, справа!

Через некоторое время я уже отчетливо видел, что лучик этотпроникает в щель зарешеченного окошка в двери моей темницы.