Когда он шагал через лужайку обратно, автомобили, рокочамоторами, уже отъезжали; праздник наконец-то кончился. В доме музыканты,шатаясь от рома и усталости, укладывали свои инструменты, измученные горничныеи нанятые на этот вечер помощницы пытались хоть немного навести порядок. ОтецРальф укоризненно покачал головой.

— Отошлите всех спать, дорогая миссис Смит, — находу сказал он экономке. — За такую работу лучше приниматься со свежимисилами. Я уж позабочусь, чтобы миссис Карсон не рассердилась.

— Хотите что-нибудь перекусить, ваше преподобие?

— Боже упаси! Я иду спать.

Уже далеко за полдень кто-то тронул его за плечо. Не в силахоткрыть глаза, он дотянулся до этой руки, хотел прижаться к ней щекой.

— Мэгги… — пробормотал он спросонок.

— Ваше преподобие, ваше преподобие! Ох, пожалуйста,проснитесь!

Голос прозвучал так, что сна как не бывало, он мигом открылглаза.

— Что случилось, миссис Смит?

— Миссис Карсон… она умерла.

Отец Ральф глянул на часы — шесть вечера; шатаясь, насилуодолевая тяжкое оцепенение, которым оглушала невыносимая дневная жара, онвыпутался из пижамы, натянул сутану, набросил на шею узкую лиловую епитрахиль,достал елей для соборования, святую воду, большой серебряный крест, четкичерного дерева. Он ни на минуту не усомнился в словах миссис Смит — конечно же,старая паучиха умерла. Уж не отравилась ли в конце концов? Если так, дай Бог,чтобы в комнате не осталось следов и чтобы не понял врач. Что пользы еесоборовать, он и сам не знал. Но так полагается. Откажись он — и не миноватьвскрытия, всяческих осложнений. Внезапное подозрение — не покончила ли онасамоубийством — тут было ни при чем; но совершить священный обряд над теломМэри Карсон показалось ему непристойным.

Да, она была мертва, еще как мертва — должно быть, умерлачерез считанные минуты после того, как ушла к себе, добрых пятнадцать часовназад. Все окна закрыты наглухо, и в комнате сыро — она всегда велела по углам,не на виду, расставлять тазы с водой, это будто бы сохраняет свежесть кожи. Ввоздухе что-то странно гудело, минута-другая тупого недоумения — и он понял:это жужжат мухи, тучи мух облепили ее и пируют, и спариваются на ней, иоткладывают на трупе яйца.

— Ради всего святого, миссис Смит, откройтеокна! — выдохнул он, белый как полотно, и шагнул к постели.

Час, когда труп коченеет, уже миновал, она снова обмякла, иэто было отвратительно. Широко раскрытые глаза испещрены пятнами, тонкие губыпочернели; и всюду кишат мухи. Пришлось просить миссис Смит отгонять их, покаон совершал обряд, бормотал над телом древние священные слова. Что за фарс,ведь она предана проклятию! А запах! О Господи! Дохлая лошадь на выгоне, подоткрытым небом, и та не испускает такого зловония. Дотронуться до нее мертвойтак же отвратительно, как прежде до живой, тем более — до этих облепленных мухамигуб. Еще несколько часов — и ее станут жрать черви.

Наконец все сделано. Он выпрямился.

— Сейчас же идите к мистеру Клири, миссис Смит, и радиБога скажите ему, пускай мальчики поскорей сколотят гроб. Выписывать из Джиллинекогда, она разлагается у нас на глазах. Боже милостивый! Меня тошнит. Пойдуприму ванну, все, что на мне сейчас надето, кину за дверь. Сожгите это. Всепропиталось ее запахом, от него уже не избавиться.

И вот он опять у себя в комнате, на нем бриджи и рубашка дляверховой езды — вторую сутану он сюда не захватил, — и тут он вспомнил описьме и своем обещании. Пробило семь; до него доносилась приглушенная суматоха— прислуга и временные помощницы спешили прибрать после вчерашнего празднества,сызнова превращали залу в домовую церковь, готовили назавтра все к похоронам.Ничего не поделаешь, надо сегодня же съездить в Джилли, взять другую сутану ивсе, потребное для погребального обряда. Собираясь куда-нибудь на дальнююферму, он непременно брал с собой из дому самое необходимое, в разных отделенияхчерного саквояжа аккуратно уложены святые дары и все, что нужно пастырю дляслучаев рождения и смерти, и облачение, в каком в это время года подобаетотслужить мессу. Но он, как-никак, ирландец — везти с собою на праздниктраурное облачение и прочее, что надобно для похорон, значило бы искушатьсудьбу… Издали донесся голос Пэдди, но на встречу с Пэдди его сейчас нехватает; все, что полагается, сделает миссис Смит.

Он подсел к окну — за окном открывалась озаренная закатнымсолнцем Дрохеда, золотились призрачные эвкалипты, в последних лучах багрянцемотсвечивали алые, розовые, белые розы в саду, — достал из саквояжазапечатанный конверт и застыл с письмом Мэри Карсон в руках. Но она требовала,чтобы он прочитал это до похорон — и где-то в тайниках сознания некий голоснашептывал: надо прочитать сейчас, не вечером, не после того, как он увидится сПэдди и Мэгги, но сейчас, пока он не видел никого, кроме Мэри Карсон.

В конверте лежали четыре листа бумаги; он перебрал их итотчас понял, что два нижних — ее завещание. Два первых адресованы ему, Ральфуде Брикассару, это ее письмо к нему.

"Дорогой мой Ральф, вы уже видите, что второй документв этом конверте — мое завещание. Прежнее, по всем правилам составленное изапечатанное завещание находится у моего поверенного в конторе Гарри Гофа вДжилли; это, в конверте, составлено много позже, и тем самым то, что у Гофа,становится недействительным Составила я его только вчера и свидетелями взялаТома и здешнего городилыцика, ведь, насколько я знаю, не полагается, чтобы подзавещанием стояли подписи свидетелей, которые по нему что-либо получат.Документ этот вполне законный, хоть его и составлял не Гарри. Будьте уверены,ни один суд в нашей стране не скажет, что это завещание не имеет силы.

Но почему я не поручила его составить Гофу, если пожелалараспорядиться своим имуществом иначе, чем прежде? Очень просто, милейший Ральф.Я хотела, чтобы о существовании этой бумаги не знала больше ни одна душа,только вы и я. Это единственный экземпляр, и он в ваших руках. Об этом не знаетникто. Что весьма существенно для моего плана.

Помните то место в Священном писании, где Сатана ведетгоспода нашего Иисуса Христа на высокую гору и искушает его всеми царствамимира? Как приятно, что и у меня есть доля сатанинской силы и я могу искушатьтого, кого люблю, всеми царствами мира и славой их. (Может быть, высомневаетесь в том, что Сатана любил Христа? Я — ничуть.) В последние годы ямного раздумывала о выборе, который стоит перед вами, это внесло в мои мыслиприятное разнообразие, и чем ближе смерть, тем забавней мне все этопредставляется.

Прочитав это завещание, вы поймете, что я имею в виду. Когдая буду гореть в адском огне, вне той жизни, какую знаю теперь, вы будете еще впределах этой жизни — но гореть будете в адском пламени куда более свирепом,чем мог создать сам господь Бог. Я изучила вас до тонкости, милый мой Ральф!Может быть, ни в чем другом я не разбиралась, но как мучить тех, коголюблю, — это я всегда прекрасно знала. И вы куда более занятная дичь дляэтой охоты, чем был мой дорогой покойник Майкл.