— Да ты с ума сошел...

Фарамунд обернулся от окна, в злом голосе сквозило жадноенетерпение:

— Да ладно, Громыхало. Пусть остаются. Возьмем подороге Унгардлика, если не спит. А нет, поедем вдвоем.

Вехульд вскочил, он спал одетый, вчера свалился послепопойки. Глаза сразу стали осмысленными.

— А куда хоть едем?

Он не поверил себе, когда их беспощадный вожак возвел очи кнебу, а в суровом голосе Громыхало прозвучало благоговение:

— Встречать хозяйку крепости.

— Ого, — вырвалось у Вехульда. — Как такоепропустить!

Он исчез, как всегда умел исчезать, даже среди бела дня влесу. Слышно было, как в черноте дворе орал, кого-то торопил, раздавал пинки.

Когда Фарамунду при свете факелов подвели коня, из схолывысыпали уже одетые и в полном вооружении воины. С другой стороны во дворспешно выводили оседланных коней. Вехульд, который все больше брал на себяобязанности начальника личного отряда вождя, решил, что их предводителюнеприлично куда-либо одному или с двумя-тремя людьми. Мощь любого властелинадолжна быть зримой, не зря же конунга, по слухам, даже для купания в рекесопровождает отряд отборных воинов из самых знатных семей!

Выехали при свете факелов. Двигались словно жуки по дегтю,увязая в черноте, выплевывая влажный ночной воздух. Громыхало приотстал,шептался за спиной Фарамунда с Вехульдом. Фарамунд едва удерживался отстрастного желания понестись вскачь, но в темноте конь наверняка сломает ноги,а он — шею. Двое воинов с факелами ехали по бокам. Конские копыта осторожноступали по освещенному кругу, за которым — черная стена мрака, страха и острыезубы нечисти.

За спиной уже пошли шуточки: воины наконец проснулись,развеселились, теперь предвкушали близкую свадьбу своего вожака, а свадьбаозначает богатые пиры, раздачу подарков,

— А Унгардлика поставим хозяином на причале, —рассуждал Вехульд со вкусом. — Он такой тощий, как червяк, смотретьпротивно!.. А там отъестся, морда в дверь не будет пролазить...

— Что морда, — поддакнул Громыхало, — а какаябудет задница?.. На рыбе можно нажрать не только харю.

— Задница — это да, — согласился Вехульд. —Когда щеки лежат на плечах — здорово, но когда задница...

Унгардлик ярился, но так беспомощно, что ржали даже обычномолчаливые и неулыбчивые Рикигур и Фюстель. В последнее время Фарамунд все чащенаходил их возле двери своих покоев. Сами ли решили охранять вождя, или жезаботливый Громыхало им велел, но теперь, куда бы Фарамунд не поворачивал,везде натыкался на их крепкие, готовые к схватке фигуры.

Внезапно Вехульд прервал хохот. Впереди горизонт окрасилсябагровым. И хотя разгорался восток, откуда должно подняться солнце, сердцеФарамунда тревожно застучало. Сперва небо должно посветлеть, а уж потом... Да ине при таких тучах...

— Что-то горит! — воскликнул Вехульд.

— Как раз в той стороне, — пробасил Громыхалоглубокомысленно.

Фарамунд вскрикнул, пустил коня в галоп. Сзади загремеликопыта, он чувствовал, как лавина тяжелой конницы несется по его следу, уже неразбирая дороги.

Зарево становилось все ярче, страшнее. Это был не градСвена, как вскоре понял Фарамунд, от сердца сразу отлегло. Пламя бушевало надодним из его сел. Правда, прямо перед самим градом, так что Свен должен явитьсяс минуты на минуту, наказать дерзких. Если не лежит как свинья в блевотине,нажравшись, напившись, забывая, что захваченное надо еще и уметь удерживать...

Они выметнулись на полном скаку из леса, в лица пахнуложарким воздухом. В черной, как грех, ночи жарко полыхали деревенские хаты. Надсоломенными крышами стояли столбы оранжевого огня, ревущий поток швырял вверхцелые снопы, бросал горящие клочья. Дома вдоль улицы вспыхивали, начиная скрыш, куда ветер нес искры, похожие на рои огненных пчел.

В красном зареве с криками отчаяния и ярости металисьчеловеческие фигурки. Они то исчезали в черноте ночи, то порыв огня высвечивалцелые группы. Треск пожара смешивался с ревом скота, громким лаем, но, крометого, Фарамунд услышал и громкие уверенные голоса.

Несколько хорошо вооруженных пеших загоняли людей обратно вгорящие дома, теснили в сады, на огороды. Еще с десяток тоже пиками выгоняли изсараев коров, овец, даже коз сгоняли на середину улицы. В сторонке уже держалис десяток молодых девок, испуганных, почти полуголых, в порванных сорочках.

Фарамунд успел подумать, что здесь строго, у Свена в чужомселе бросились бы насиловать прямо на улице, забыв обо всем, а здесьчувствуется железная рука вожака.

В отсветах огня хорошо можно было рассмотреть как чужихвоинов, так и угрюмых мужиков, что молча дрались на порогах домов, падали,обливаясь кровью, и только тогда в темные проемы дверей врывались чужаки,вытаскивали за волосы плачущих женщин. Над деревней крик разметывался всегромче, а пожар охватил уже все хаты, сараи, гудел так, что заглушал треском иревом человеческие крики.

Он невольно засмотрелся на воинов: все как один крупные,широкие в плечах, лица в шрамах, глаза быстрые, дерзкие. Даже одеты добротно, вкожаные доспехи, хотя с такими мышцами можно крушить, не встречая ответныхударов.

И снова сзади прозвучал тревожный крик Вехульда:

— Фарамунд!.. Там тоже... горит!

Он и сам с ужасом видел, что над крепостью Свена поднимаетсякрасный столб пожара. А грабители, увидев внезапно появившихся всадников,подались назад, слаженно выставили пики. Вехульд взвизгнул, пустил коня вперед,за ним с криками двинулись остальные.

Чужаки с копьями довольно умело доставали всадников.Фарамунд сам рубился в первом ряду. Перед ним мелькали освещенные пожаромбагровые лица, исчезали во тьме, конь делал осторожный шажок, снова удар, лицопропадало, иногда успев брызнуть кровью. Он посылал коня через еще дергающеесятело, оно пока не осознало свою смерть, рубил, колол, рассекал, и все шаг зашагом, на острие клина, по бокам, чуть отстав, медленно наступали соратники.

Сверху это было, как будто по темной заводи плывет птица сгорящими перьями, а от нее тянется расширяющаяся дорожка. Воины едва успевализа ним, рубили и кололи, иногда падали с седел, через них переступали, слышалсястук железа по костям, по кожаным доспехам, сухо трещали раскалываемые головы.

В одном месте перед ним выросли два настоящих гиганта, но онсразил их так, словно это простые селяне, за спиной восхищенно вскрикнулГромыхало, а Вехульд закричал весело, что так пройдут до самого Рима.

Ошалевшие кони страшно храпели, раздували ноздри. В темнотубез всадников бежать страшились, носились по освещенному пятну, набрасывалисьдруг на друга и грызли огромными страшными зубами. Иные, совсем ничего непонимая, дико и страшно визжали тонкими не-лошажьими голосами, вставали на дыбыи били по воздуху копытами, либо же напротив, поворачивались задом к схватке илягались, не разбирая, кто свой, а кто чужой.