— В своих книгах ты говоришь о том, как важна любовь, о том,что надо рисковать, о радости, которую доставляет борьба за мечты. Но кто жепередо мной? Человек, который не читает того, что сам написал. Человек, которыйпутает любовь с расчетом, приключение — с ненужным риском, а радость — собязанностью. Где же тот, за кого я выходила замуж, тот, кто прислушивался кмоим словам?!

— А где женщина, на которой я женился?

— Та, которая неизменно дарила нежность, служила опорой иокрыляла? Телом она здесь, у окна с видом на амстердамский канал Зингель, и,наверное, останется рядом с тобой навсегда. А душой... душой она у дверей этогономера и готова уйти навсегда.

— Из-за чего?

— Из-за проклятой фразы «завтра утром поговорим».Достаточное основание? Если нет, вспомни, что женщина, на которой ты женился,умела ощущать радость бытия, была полна новых идей, желаний, а теперьстремительно превращается в матрону.

— Глупости.

— Хорошо, пусть это глупости. Ерунда! Безделица, которойможно пренебречь, особенно если вспомнить, что у нас все есть, что мы богаты,что добились успеха и признания и не устраиваем друг другу сцен ревности из-заслучайных увлечений. Помимо всего прочего, в мире голодают миллионы детей, естьвойны, болезни, стихийные бедствия, и каждую минуту происходят трагедии. Всамом деле, на что мне жаловаться?

— Ты не находишь, что нам пора завести ребенка?

— Все известные мне супружеские пары таким образом решаютсвои проблемы: «Заведем ребенка!» И это предлагаешь мне ты, так высоко ценящийсвою свободу, считающий, что мы должны непременно двигаться вперед?

— Я считаю, что время пришло.

— А по-моему, это самое что ни на есть неудачное время! Нет,я не хочу ребенка от тебя — я хочу ребенка от человека, которого знала прежде,который умел мечтать, который был рядом со мной! Если я когда-нибудь решусьродить, то отцом моего ребенка должен быть человек, который меня понимает,слушает и слышит, которому я желанна по-настоящему.

— Я уверен, что ты выпила. Правда, давай поговорим завтра...Ложись, я очень устал.

— Ладно, поговорим завтра. А если моя душа, которая стоит напороге этого номера, решится уйти, это не слишком сильно омрачит нашу жизнь.

— Она не уйдет.

— Ты очень хорошо знаешь мою душу, но уже много лет неразговариваешь с ней, не замечаешь, как сильно она изменилась, не обращаешьвнимания на то, как отчаянно она просит, чтобы ее выслушали... Даже если речьидет о таких банальностях, как эксперименты в Стенфордском университете.

— Если твоя душа так переменилась, почему же ты осталасьпрежней?

— Потому что я трусиха. Потому что знаю — мы поговоримзавтра. Потому что мы многое построили вместе, и я не хочу, чтобы это былоразрушено. Или просто потому, что я привыкла, — это самая серьезная причина.

— Пять минут назад ты обвиняла во всем этом меня.

— Ты прав. Я поглядела на тебя, я увидела тебя, однако насамом деле это была я. Сегодня ночью я соберу все свои силы, всю свою веру ипомолюсь, чтобы Господь не позволил мне до конца дней моих жить так, как яживу.

***

Я слышу аплодисменты. Зал полон. Сейчас я начну то, чтонеизменно вгоняет меня в бессонницу накануне, — лекцию.

Ведущий сообщает, что я не нуждаюсь в представлениях, — чтоесть совершеннейшая чушь: зачем тогда он вылез на сцену? Тем более что многиезрители не вполне ясно сознают, кто я такой, — их привели друзья. Однако он всеже сообщает кое-какие биографические сведения, говорит о моих качествах, о моихпремиях, о миллионах экземпляров проданных книг. Благодарит организаторов испонсоров и предоставляет слово мне.

Я тоже начинаю с благодарностей. Говорю, что о самом главноми важном я написал в своих книгах, но считаю, что у меня есть обязательстваперед читателями — показать человека, который стоит за своими фразами иабзацами. Объясняю: так уж устроен человек, что всегда находится в поискахлюбви и понимания. И потому мои книги неизменно будут лишь видимым кусочкомгорной вершины, укрытой облаками, или острова в океане: солнце освещает их, ивсе, кажется, стоит на своих местах, но под этим во тьме таится неведомое инепрестанные поиски самого себя.

Я рассказываю о том, как трудно далось «Время раздирать ивремя сшивать» и что лишь теперь, перечитывая эту книгу, я начал пониматьнекоторые ее фрагменты, ибо творение — выше творца.

Говорю о том, что читать интервью или слушать выступленияавтора, который пытается объяснить своих героев, — занятие бездарное: ибонаписанное либо само себя объяснит, либо и прочтения не заслуживает. Когдаписатель появляется на публике, он должен попытаться показать свою вселенную, ане объяснять смысл своей книги. И потому я начинаю говорить о личном:

— Некоторое время назад я был в Женеве и дал там сериюинтервью. Поскольку намеченный моей приятельницей ужин пришлось отменить, яотправился бродить по городу. Был чудесный вечер — пустынные улицы, оживленныебары и рестораны, и все было совершенно тихо, спокойно, прекрасно, как вдруг...

...как вдруг я понял, что нахожусь в полнейшем одиночестве.

Разумеется, в том году мне уже случалось оставаться одному.Разумеется, в двух часах лёта меня ожидала моя возлюбленная. Разумеется, послетакого насыщенного и трудного дня нет ничего лучше, чем пройтись по узенькимулочкам и переулкам старинного города, ни с кем ни о чем не разговаривая, апросто любуясь окружающей тебя красотой. Однако на этот раз ощущениеодиночества было гнетущим и тоскливым — мне не с кем было разделить прелестьпрогулки, некому высказать всплывающие в голове мысли.

Я вынул из кармана мобильный телефон — в конце концов, вгороде у меня имелось немало друзей, — но спохватился, что звонить кому-либо изних уже поздно. Подумал было, не зайти ли в бар — кто-нибудь наверняка меняузнает и пригласит за свой столик. Но я поборол искушение и решил прожить этимгновения до конца, приходя к выводу, что нет ничего хуже, чем чувствовать, чтоникому нет дела — существуешь ты на свете или нет, что никому не интересны твоипредставления о жизни, что мир превосходнейшим образом может обойтись безтвоего беспокойного присутствия.