— Еще бы ему не ревновать, — заметил юноша, с ног до головыодетый в кожу, покрытую металлическими заклепками, украшенную английскимибулавками и лезвиями безопасной бритвы. — Михаил моложе, красивей и теснеесвязан с Энергией.

— Михаил не так знаменит, не так богат и совсем не так тесносвязан с теми, кто рулит, — ответила Анастасия. — С точки зрения женщины шансыу них равны.

Все рассмеялись, и бутылка вновь пошла по кругу. Я былединственным, кто не видел тут ничего смешного. Кроме того, я сам себеудивлялся: уже много лет не сидел я прямо на тротуаре парижской улицы — иничего.

— Судя по всему, племя многочисленней, чем вы думаете. Онораспространилось от Эйфелевой башни до города Тарба, где я недавно был. Правда,я не вполне понимаю, что происходит.

— Гарантирую, что его можно встретить за тридевять земель отТарба, а ходит оно по таким интересным маршрутам, как Путь Сантьяго. Оноотправляется куда-нибудь во Францию или в Европу, думая, что составляетобщество за пределами общества. Они боятся вернуться домой, поступить наслужбу, жениться — и будут сопротивляться этому как можно дольше. Среди нихесть богатые, есть бедные, но деньги для них роли не играют и ничего не решают.Они совершенно другие, и все же люди делают вид, будто не замечают их, хотя насамом деле боятся.

— А без этой агрессивности — нельзя?

— Никак нельзя. Страсть к разрушению — это созидательнаястрасть. Если бы они не были агрессивны, бутики заполнились бы такой вотодеждой, издательства открыли бы журналы, специализирующиеся на новомнаправлении, на телевидении появились бы программы, посвященные «племени», социологии психологи начали бы публиковать исследования — и все потеряло бы свою силу.Чем меньше знают, тем лучше: лучший вид защиты — нападение.

— Я вообще-то пришел всего лишь получить кое-какие сведения— и больше ничего. Быть может, если бы я провел с вами сегодняшнюю ночь, этообогатило бы меня новыми впечатлениями и позволило бы еще дальше отодвинутьличную историю, которая не дает мне эти впечатления получать. Тем не менее яникого не хочу брать с собой. Если я не получу помощи от вас, Михаил, то мой БанкУслуг обеспечит меня всем необходимым. Я уезжаю через два дня. Сегодня вечерому меня важный деловой ужин, но затем — две недели свободы.

Михаил о чем-то размышлял.

— Вам решать — у вас есть карта, вы знаете название городка,и вам нетрудно будет найти, где переночевать. Но, по моему мнению, Банк Услугпоможет вам лишь добраться до Алма-Аты, но не дальше, ибо степь живет по своимправилам. И потом, если не ошибаюсь, и я ведь тоже положил кое-что на ваш счет.Пришло время возвращать кредит — я давно не видел мать и хочу навестить ее.

Он был прав.

— Пора приниматься за работу, — вмешался муж Альмы.

— Зачем вам ехать со мной, Михаил? Неужели только из-заматери?

Но он не ответил. Альма встряхнула свой бронзовый поднос, еемуж выбил дробь на барабане-атабаке, все остальные начали просить милостыню упрохожих. Почему он собрался ехать со мной? И как я смогу воспользоватьсяБанком Услуг в степях, где никого не знаю? Визу я получу в посольствеКазахстана, машину возьму напрокат, а проводника мне предоставит французскоеконсульство в Алма-Ате. Что еще нужно?

Я стоял, оглядывая «племя» и не очень понимая, что делать.Не время было обсуждать поездку — дома меня ждали работа и возлюбленная: почемубы не распрощаться прямо сейчас?

Почему? Потому что я чувствовал, что свободен. Потому чтоделал то, чего давно уже не делал, и открыл душу новым впечатлениям, иотстранил от себя примиритель, и решил испытать то, что, быть может, и неслишком сильно меня интересовало, однако сильно отличалось от всего прочего вмоей жизни.

Водку выпили, и по кругу пошла бутылка рома. Я терпеть немогу ром, но, раз ничего другого нет, пришлось применяться к обстоятельствам.Продолжали звучать барабан и бронзовая «бахрома», и, если кто-то из прохожихнеосторожно оказывался вблизи, одна из девушек тут же протягивала руку заподаяньем. Прохожий, как правило, ускорял шаги, но вслед ему все равнораздавалось: «Спасибо, дай вам Бог удачи». Кто-то из них, заметив, что на негоне нападают, вернулся и дал денег.

Минут десять понаблюдав за всем этим, причем никто из«племени» ко мне не обращался, я зашел в бар, купил две бутылки водки, а ромвыбросил в урну. Анастасии, кажется, понравилось это, и я попытался завязать сней разговор.

— Объясните мне, зачем вы носите это? — я показал на колечков носу.

— Почему в вашем кругу дамы носят драгоценности? Ходят навысоких каблуках? Надевают декольтированные платья даже зимой?

— Это не ответ.

— Я сделала себе пирсинг, потому что мы — новые варвары,захватившие Рим: военной формы у нас нет, а отличать своих как-то ведь надо.

Это звучало так, словно мы с ней переживали важнейшийисторический момент, но те, кто возвращался домой, видели только бездомныхбездельников, заполняющих улицы Парижа и отпугивающих туристов, которые такславно пополняют городской бюджет. «Бедные матери, — думали прохожие, — с ума,наверно, сходят: произвели их на свет, а те совсем от рук отбились».

Я сам был таким когда-то в ту пору, когда движение хиппипыталось показать свою силу — рок-концерты на стадионах, волосы до плеч,разноцветные джинсы, «пацифики», пальцы, растопыренные в виде буквы «V» иозначающие «мир и любовь». Все кончилось тем, чего опасается Михаил, — онистали еще одним продуктом потребления, исчезли с лица земли, уничтожили своихидолов.

По улице шел одинокий прохожий. Юноша в коже приблизился кнему, протягивая руку. Он просил подаяния. Вместо того чтобы ускорить шаги ипробурчать что-то вроде «мелких нет», прохожий остановился, оглядел всюкомпанию и громко произнес:

— У меня долгов — примерно на сто тысяч из-за экономическогоположения в Европе, дома и непомерных расходов, в которые ввергает меня жена.Иными словами — мне хуже, чем вам, гораздо хуже! Дайте мне хоть одну монетку —уменьшить мой долг.

Лукреция — та девушка, которую Михаил называл своейвозлюбленной, — протянула ему кредитку в пятьдесят евро.

— Купите себе немножко икры. Надо же как-то скрасить вашуубогую жизнь.

Прохожий как ни в чем не бывало взял деньги, поблагодарил иудалился. Пятьдесят евро! У этой итальянской девушки в кармане — пятьдесятевро. А они клянчат подаяние!

— Хватит торчать здесь, — сказал юнец в коже.

— А куда мы пойдем? — спросил Михаил. Поищем других. Северили юг?