Но иногда ты все равно ненавидишь.

И этому тоже ее научил Оксфорд.

2

Детту Уокер абсолютно не интересовало Движение, да и жилаона в обстановке более скромной: на чердаке облупившегося многоквартирного домав Гринвич Виллидж. Одетта и знать не знала про этот чердак, равно как и Деттане ведала о пентхаусе, а единственным человеком, подозревавшим, что что-тонеладно, был Эндрю Фини, шофер. Он поступил на работу к отцу Одетты, когда тойбыло четырнадцать, а Детты Уокер еще и на свете не было.

Временами Одетта исчезала. Иногда — на несколько часов,иногда — на несколько дней. Прошлым летом она пропала на три недели, и Эндрюуже собирался звонить в полицию, но в тот вечер Одетта сама позвонила ему ипопросила подать машину завтра в десять — она хочет поездить по магазинам.

С его губ едва не сорвался крик: «Мисс Холмс! И где это выпропадали!» Но он уже спрашивал раньше, а в ответ получал лишь озадаченныевзгляды — действительно озадаченные взгляды, в этом он мог поклясться. «Нигде яне пропадала, — скажет она. — Ты что, Эндрю? Ты же сам каждый день меня возишьв два, а то и в три места. У тебя, я надеюсь, нет еще старческого склероза, а?»А потом рассмеется, как будто сегодня у нее особенно замечательное настроение(а так всегда и бывало после этих исчезновений), и ущипнет его за щеку.

— Хорошо, мисс Холмс, — сказал он. — Завтра в десять.

В этот раз ее не было три недели. Эндрю положил трубку,закрыл глаза и вознес краткую благодарственную молитву Пресвятой Деве облагополучном возвращении мисс Холмс. Потом позвонил Говарду, привратнику у неев доме.

— Она когда пришла?

— Минут двадцать назад, — сказал Говард.

— Кто ее привез?

— Без понятия. Ты же знаешь, как это бывает. Каждый раз —новая машина. Иногда они останавливаются за углом, я их вообще не вижу, и дажене знаю, что она вернулась, пока мне не позвонят. Смотрю, а это — она. — Говардпомедлил и добавил: — У нее на щеке здоровенный синяк.

Говард был прав. Синяк был действительно здоровенный, но онуже начал сходить. Эндрю не хотелось даже думать о том, каким он был в свежемвиде. Мисс Холмс спустилась ровно в десять. Одетая в шелковый сарафан сбретельками шириною в спагеттину (дело было в конце июля). Синяк на щеке уженачал желтеть. Она предприняла чисто символистическую попытку скрыть его подмакияжем, словно зная, что чрезмерные старания замазать синяк только привлекутк нему еще больше внимания.

— Как это вас угораздило, мисс Холмс? — спросил он.

Она весело рассмеялась:

— Ты же меня знаешь, Эндрю — какая я неуклюжая. Я вчеравыходила из ванной, и у меня рука соскользнула с поручня… я в спешке мылась,чтобы успеть новости посмотреть. Шлепнулась и приложилась щекой. — Онауставилась на его лицо. — А ты, я смотрю, уже собираешься зарядить насчетдокторов и осмотров, да? Можешь не отвечать: за столько лет я научилась тебячитать, как книгу. Я все равно никуда не пойду, ни к каким врачам, так что дажеи не проси. Со мной все в порядке. Вперед, Эндрю! Я намерена скупить пол-Саксаи весь Джимбелс, а в промежутке съесть все, что у них подают в «Четырехвременах года».

— Да, мисс Холмс, — сказал Эндрю и улыбнулся вымученнойулыбкой, стоившей ему немало усилий. Синяк был явно не вчерашний, а как минимумнедельный… но он все равно промолчит, разве нет? Всю эту неделю он звонил ейкаждый вечер ровно в семь часов, потому что если хочешь наверняка застать миссХолмс дома, надо звонить к началу новостей Хантлей-Бринкли. Мисс Холмс —заядлая поклонница этой программы. Она смотрит ее каждый вечер. Вот тольковчера не смотрела. Вчера он приехал и выпросил у Говарда ключ. В нем зрелонастойчивое убеждение, что с ней действительно случилась какая-то неприятность,вроде той, о кот??рой она рассказала… то??ько дело не ограничилось синяками или переломами:она умерла, умерла в одиночестве, и сейчас, в этот самый момент, лежит таммертвая… Он вошел. Сердце бешено колотилось. Он себя чувствовал, точно кот втемной комнате, поперек которой растянуты струны для пианино. Оказалось, он зряпсиховал. На кухонном столе стояла забытая масленка, и хотя крышка былазакрыта, масло успело покрыться плесенью. Он вошел в десять минут восьмого иушел через пять минут. Во время быстрого осмотра квартиры он заглянул и вванную. Там было сухо. Полотенца сложены аккуратно, может быть, даже слишкомаккуратно. Все поручни в ванной блестели сухим металлом. Ни капли влаги.

Он знал, что его не было — этого случая, о котором онарассказала.

Однако Эндрю не думал, что она солгала. Она сама верила вто, что сказала.

Он взглянул в зеркало заднего вида и увидел, как оналегонько, кончиками пальцев, растирает виски. Это ему не понравилось. Обычноона терла себе виски перед тем, как опять исчезнуть.

3

Эндрю не стал глушить двигатель, чтобы печка работала и миссХолмс сидела в тепле. Сам он пошел к багажнику. Глядя на два ее чемодана, онснова поморщился. Выглядели они так, как будто взбешенные мужики с явнойнехваткой мозгов, но зато с крепкими телесами долго и нудно пинали их со всехсторон, отделав их так, как они не решились отделать мисс Холмс — как ониобработали бы и его, например, окажись он тогда там. И дело совсем не в том,что она — женщина; она — черномазая, наглая черномазая с Севера, которая суетнос туда, куда бы ей лезть не надо. По их мнению такая женщина вполнезаслуживает того, на что она так нарывается. Дело в том, что она —состоятельная черномазая. И что американские граждане знают ее разве что чутьпохуже Медгара Эверса или Мартина Лютера Кинга. Дело в том, что ее черномазаяфизиономия красовалась на обложке «Тайм», и было бы затруднительно отдубаситьтакую особу, а потом хлопать глазками: «Чего? Нет, сэр. Нет, начальник. Мы и вглаза-то ее не видели. Никого даже похожего не было, правда, парни?» Дело втом, что это действительно проблематично — распалить себя до такой степени,чтобы ударить единственную наследницу «Холмс Дентал Индастрис», когда у них тамна солнечном Юге двенадцать заводов Холмс, один из которых — в соседнем округе.

Так что, не осмелившись тронуть мисс Холмс, они кончали еечемоданы.

Он смотрел на эти немые свидетельства ее пребывания вОксфорде со смешанным чувством стыда, ярости и любви — столь же немым, как ивмятины на чемоданах, которые были такими нарядными, а вернулись побитыми ипомятыми. Он смотрел, не в силах сдвинуться с места, и дыхание его струйкамипара вырывалось в морозный воздух.

Говард уже шел помочь, но Эндрю помедлил еще мгновение итолько потом взялся за ручки чемоданов. Кто вы, мисс Холмс? Кто вы на самомделе? Куда вы время от времени пропадаете, и чем вы таким занимаетесь, неужелитаким нехорошим, так что потом вам приходится сочинять всякие небылицы, чтобысолгать даже себе самой? И буквально за миг до того, как подоспел Говард, вголове у него пронеслась странная мысль, так жутко уместная: Где вы еще? Гдеостальное?