– Огромные медные ворота. За ними как раз и начинаютсятемницы... Ну где замурованы духи хаоса и древние боги. Если б они вырвались,кошмар что началось бы. Все бы перевернулось кверху дном, а сколько крови быпролилось – реки. Да только ты не волнуйся: Жуткие Ворота никогда не откроются.Их циклопы охраняют, да и вообще Сарданапал за этим следит.

– А если кто-нибудь все-таки ухитрится ихоткрыть? – спросила Таня.

– Да говорят тебе, это невозможно! – повторилВанька. – Еще же волос есть! На самом деле на нем все держится, а Воротатолько страхуют. Если же с волосом что-то случится, тогда только одни Воротабудут спасать от хаоса. Тшш, слышишь? Сюда кто-то идет!

За поворотом коридора зашаркали чьи-то шаги.

– Я тебе покажу, как стрелять в парадный портретДревнира! Ты у меня будешь знать, поросенок! – раздался дребезжащий голос.По коридору, волоча за ухо упирающегося купидончика, топал Поклеп Поклепыч.

Почти налетев на Таню и Ваньку Валялкина, завуч очень суровопосмотрел на них и выпустил купидончика, предварительно разломав его лук.Подхватив с пола обломки, малыш заревел и взлетел, хлопая маленькими белымикрыльями и потирая смятое, как пельмень, ухо.

– Я тебе исе показу! Будес знать, как ломатьлуки! – пригрозил он Поклепу и, поправив красные подтяжки, юркнул вфорточку.

– Интересно, что Поклеп тут делал? Не на портрет жеДревнира он приходил любоваться? – удивилась Таня, когда завуч скрылся.

– Да нет. Он, наверное, на Исчезающем Этаже был, а сюдана обратном пути спустился, – предположил Ванька.

– На Исчезающем Этаже? – переспросила Таня. Ванькатаинственно хмыкнул.

– Это одна из загадок Тибидохса. Целый день он этаж какэтаж, а потом вдруг пропадает неизвестно куда. Раз – и нет его. Лестницаобрывается, а дальше белый туман и пустота. Представляешь? Затем через какое-товремя Этаж снова появляется, и все вроде на месте: статуи, картины, но есликто-то там был или даже кто-то из магов, то все. Те, кто пропал вместе сэтажом, уже никогда не возвращаются.

– А Сарданапал? Он тоже не может их вернуть? –удивилась Таня. Ей почему-то казалось, что Сарданапал всесилен. Недаром всеговорили про него, что он величайший маг после Древнира.

Ванька покачал головой:

– Ни Сарданапал, ни Медузия, никто... Они говорят, туткакой-то особый вид магии. Даже не магия, а вообще нечто непонятное.Единственное, что они сделали, – это загородили Этаж таким заклинанием,чтобы ни один ученик туда не мог проникнуть... Но все равно был случай, когда двалоботряса с третьего года обучения туда пробрались... Правда, это было ужедесять лет назад.

– И что?

– А ничего. С тех пор их никто не видел, хотя слухиразные ходят, особенно среди привидений...

Таня поежилась.

– А Поклеп не боится туда ходить?

– Не знаю. Может, ему известно точное время, когда Этажв очередной раз исчезнет, а может, прячет там что-то... С этим Поклепом вообщеничего не поймешь. Вроде он «темный», а иногда «светлую» магию использует. ВесьТибидохс знает как свои пять пальцев, ночами по подвалам бродит. Скользкаяличность... А глазищи у него какие – прямо сверла, – вздрогнув, сказалВанька.

Вспомнив ледяной взгляд Поклепа, буквально заморозивший ее впервую их встречу, Таня не могла с ним не согласиться.

* * *

Вечером, когда висевшие в гостиной часы, трясясь отвозмущения, упорно показывали стрелкой на подушку и издавали неприятныеписклявые звуки, Шурасик вдруг вышел на середину комнаты и дрожащим голосомпопросил всех не расходиться.

– Ого-го! Сейчас что-то будет! – фыркнула Гробыня. –Спорю, нам прочтут трехчасовую лекцию «О пользе мытья ног перед сном». Или«Теорию и практику чистки зубов в свете последних открытий магическоймедицины».

– Или мне устроят выволочку за историю сботинками, – добавил Ванька.

На бледных щеках Шурасика выступили красные пятна.

– Замолчите, замолчите все... Не надо! – умоляющевоскликнул он. – Я хочу сделать совсем не это! Я хочу попросить прощения.Попросить прощения у всех вас – «светлых» и «темных».

– За что? Чего ты еще натворил? – напрягсяБаб-Ягун. – Надеюсь, ничего не делал с моим пылесосом?

Но Шурасик его даже не услышал.

– Я хочу попросить прощения за себя самого, за то, чтоя такой, какой я есть... Я... мне очень больно, что все так получается. Яобязательно постараюсь исправиться и не быть больше таким... занудливым,высокомерным всезнайкой, – сделав над собой усилие, выговорил он.

У Баб-Ягуна даже челюсть отвисла: ничего себе, сказать такоепро себя!

– А все-таки Шурасик молодец! Я бы так точно не смог, аведь я тоже не подарок! – шепнул он Тане.

Тем временем Шурасик извлек откуда-то большую коробку,полную ярко-красных картонных сердечек.

– Вот... – смущенно произнес Шурасик. – Это ясделал в подарок. Если кто-то считает, что может дружить со мной и приниматьменя таким, какой я есть, пусть возьмет эти сердечки и носит их на груди...Если же нет, то не надо. Просто я буду знать, что вы меня не любите и... и...не хотите со мной знаться.

Потупившись, он пробормотал какое-то заклинание, и тотчассердечки, выскакивая из коробки, стали по одному перелетать в руки ко всем, ктобыл в гостиной. Таня внимательно рассмотрела свое сердечко. На нем мельчайшимикамешками, подобранными с редким искусством, было выложено «DD». Страшно былодаже представить, сколько времени у Шурасика ушло, чтобы изготовить целуюкоробку таких!

– А что такое «DD»? Дурацкий дихлофос? Дваждыдубина? – поинтересовалась Гробыня, на которую на одну только, кажется, непроизвела впечатления речь Шурасика. Впрочем, Гробыню, кажется, вообщеневозможно было тронуть. Разве что сказав ей, какая она сногсшибательная.

– DD – «Давайте дружить»! – воскликнул Шурасикчуть ли не со слезами. – Это значит, что тот, кто носит это сердечкодружбы, не обижает меня и не смеется надо мной! Что я, виноват, что я такой,какой я есть? Что мне всегда мало домашних заданий?

– Разумеется, ты не виноват, – ободрил его Ванькаи первым приколол значок к своей майке.