На деревянном столбике ненадолго вспыхнул отпечаток ладони.

– Следовательно, он позаботился о том, чтобы жертва не могла говорить. На самом деле это несложно, всего-то и надо, что парой рун путь к телу закрыть. А с рунами при должном желании и немаг справится. Поэтому не особо на что-то рассчитываю. И хочу вас обезопасить.

Выходит, и вправду убили. Одно дело – подслушанный разговор, и совсем другое, когда об убийстве говорит мастер Смерти, и так спокойно, как о деле весьма обыкновенном.

– Вы здесь одна. А любая защита, скажем так, несовершенна.

– И ваша?

– И моя, – в полумраке было видно, что Глеб хмурится. – Я бы вовсе предложил вам переселиться, если бы было куда, но наш дом несколько в беспорядке, а про школу и говорить нечего. Я в принципе не уверен, что у нас что-то получится.

Он шел рядом. Медленно, явно подстраиваясь под Анну. А она опиралась на предложенную руку, стараясь не думать, что причина нынешней прогулки более чем прозаична.

– Почему?

– Это наш третий город. В каждом сперва все было хорошо, но постепенно возникали обстоятельства…

– Непреодолимой силы? Что? В половине контрактов, которые Никанор составлял, были эти самые обстоятельства непреодолимой силы.

Глеб хмыкнул и вновь остановился:

– У вас большой участок.

– У вас тоже.

Этот огромный, просто-таки неприлично огромный по городским меркам, участок и был одной из причин, отчего Анна полюбила свой дом.

Он кивнул. И вновь задержался у ограды. А здесь сад стал дичать. Сил Анны не хватает на все. Яблони осенью не мешало бы обрезать. Слегка проредить бузину и заняться молодой порослью, что пробилась сквозь дерн. Про газон и говорить нечего, он давно уже пророс что одуванчиками, что васильками, которые так просто не выполешь. А вдоль ограды пошел цикорий.

– До сада у меня не то чтобы совсем руки не доходят…

Розовые кусты наполняли воздух тяжелым ароматом. Белели бутоны в темных зарослях, а алые сорта были неразличимы.

– Надо бы помощника нанять.

– Никаких помощников, – довольно резко ответил Глеб и тут же пояснил: – Потерпите. Не думаю, что сад так уж зарастет. Просто никогда не знаешь, кто входит в твой дом. Люди умеют носить маски. Нелюди тоже.

И снова остановка. Отметка. Оранжерея, которая почти вплотную примыкала к ограде. За ней начинался соседский сад, самый обыкновенный, со старыми яблонями и не менее старыми грушами.

И вдруг подумалось, что если тот человек не солгал, то скоро соседи съедут. Появятся новые. Какие?

– И вообще, я мальчишек пришлю. Пусть помогают, раз уж печенье есть горазды, – он тут же спохватился: – Если вы не против, конечно. Заодно и познакомитесь. Поучите их чему…

– Чему?

– Не знаю. Чему-нибудь. Лишь бы заняты были. Пусть вон кусты какие пересадят. Грядки вскопают. Придумайте. Лопаты у нас свои.

Анна фыркнула. О да, куда ж в саду без лопат.

– Не подумайте, просто чем больше у них свободного времени, тем больше глупостей они творят. Дети же. Только с силой. И мертвецов у вас здесь нет. Призраков тоже. Защиту я на вас повешу. И голема дам.

Как-то Анне иначе представлялась ее учительская задача.

– Не для детей. Для защиты. Поверьте, он, может, и не отличается красотой, но умеет быть незаметным.

– Давайте, – согласилась Анна. – Голема. И детей тоже.

А кровью он занялся в доме.

Поставил на плиту длинную железную коробку с водой. В нее отправились шприц и две иглы. Рядом встал флакон.

– Я постараюсь осторожно…

Плечо Анны захлестнул жгут.

– Если не хотите смотреть… – пальцы Глеба гладили кожу, успокаивая. И на ней, будто подчиняясь молчаливой просьбе, проступали синие дорожки сосудов. – Расскажите, что это у вас там в горшочках такое растет… колючее?

– Суккуленты.

– Ни о чем не говорит.

Анна улыбнулась. И отвернулась. Не потому, что было так уж страшно. У Анны и прежде брали кровь, правда, давно уже, но…

– Вот те два, которые поближе, в пятнышках, это опунция. Трогать категорически не стоит, потому что пятнышки – это не совсем и пятна. Тонкие иглы, загнутые на концах. Легко обламываются, впиваются в кожу, а вот вытащить их – проблема.

– В таком случае обещаю не трогать, – запахло спиртом, и кожи коснулась влажная ткань. – Защищаются, выходит.

– Именно… Чуть дальше, в белой паутине словно, маммилярия. Скоро зацветет.

– Они еще и цветут?

Шприц был теплым. Игла и вовсе горячей, она вошла в кожу, но боли Анна действительно не ощутила. Было слегка неприятно.

– Само собой. Некоторые просто удивительны. Дальше хавротии стоят. Самые капризные у меня в оранжерее, но эта троица неплохо себя и здесь чувствует.

– Вторую руку.

– Две?

– Для ограды. И для ритуала.

Анна протянула и левую.

– К сожалению, у вас очень тонкие вены. Я просто не рискну колоть дважды, а иглу, к стыду своему, переставляю не слишком ловко, вот и…

– Ничего.

– А пахнет у вас так…

– Это хойи зацвели. Вот та лиана, разросшаяся по стене, это хойя Камминга, австралийский эндемик. Досталась мне по случаю. Довольно капризная особа, но когда мы поладили… запах у нее карамельный. Чувствуете?

– Чувствую.

Боль была острой. И Анна поморщилась. Левая сторона тела всегда отличалась особой чувствительностью.

– Потерпите. Я вам конфету куплю.

– Я не люблю конфеты.

– А что любите?

– Сыр.

– Сыр?

– С плесенью. Острый. И яблоки.

– Тогда сыр с плесенью и яблоки. И конфеты тоже.

– А их зачем?

– Красивым женщинам приятно дарить конфеты. А сыр дарить я пока не пробовал. Вот и все. Согните руку…

С двумя согнутыми руками она смотрелась глупо и, возможно, жалко. А Глеб аккуратно убрал шприц в кофр.

– Вы посидите тут? Я закончу с оградой. Заклятью нужно будет время, день или два, чтобы затянуться, а потом контур станет непроницаем. Потребуется разрешение, чтобы войти. Всякий раз. Возможно, это не слишком удобно, но пока… лучше так. Если вы хотите кому-то дать допуск, то понадобится кровь.

– А вам?

– И мне.

– Тогда… сделаете?

– Вы настолько мне доверяете? – он вдруг подобрался. – Анна, пожалуйста, будьте серьезней. Люди далеко не так добры, как вам представляется. И что касается меня, то, поверьте, не стоит думать, что я сильно отличаюсь от прочих.