– Заболела, – пояснил незнакомый почтальон и нетерпеливодобавил: – Ну так открываете?

– Мне всегда Лена носит, – не сдавалась Балабанова.

– Не хотите и не надо, – спокойно отреагировал парень, – надепонент уйдет, потом у Сергея Николаевича поинтересуетесь, как получить!

Произнесенные вслух имя и отчество начальника местногособеса развеяли недоверие, и Марья Сергеевна отворила. Почтальон вошел вкомнату, вытащил деньги, пересчитал, достал ведомость, ручку…

Не ожидавшая ничего плохого старуха стала расписываться итут же потеряла сознание.

Обморок длился не так уж и долго, но похитителю хватиловремени, чтобы выхватить из кроватки мирно спящую Верочку и убежать. МарьяСергеевна кинулась на почту звонить Людмиле на пейджер. До сих пор онапользовалась этим номером всего дважды, и оба раза Мила тут же соединялась состарушкой. Но сейчас ответа она не дождалась. И только теперь Балабановасообразила, что никаких других координат Милы у нее нет. Бедняга пейджер скорейвсего раскалился от тревожных сообщений… «Срочно позвони. Бабушка». «Немедленнопозвони. Балабанова». «Моментально отзовись, несчастье. Марья Сергеевна». Новсе сигналы как в воду падали. Людмила не перезвонила и не приехала, онаисчезла.

А потом появилась я с сообщением о смерти Шабановой.

Я возвращалась домой, когда уже начало темнеть. Головапросто распухла от неожиданных сведений, но многое казалось непонятным. Итак,Мила состояла в секте. А как же ее бесконечные связи с мужчинами? Как-то невяжется подобное поведение с образом смиренной и целомудренной «путницы». ЕслиСвета и впрямь мать ребенка, то куда подевалась дочь Людмилы? Получается, чтоони родились в одно и то же время. Шабанова не изображала беременность, она насамом деле ждала прибавления. Мать несчастного Константина, Калерия Львовна,будучи женщиной подозрительной, прежде чем подписать в нотариальной конторебумаги, потребовала, чтобы Людмила вместе с ней побывала у гинеколога. И,только убедившись, что мерзкая баба и впрямь в положении, отправилась кнотариусу.

Я показала Марье Сергеевне фотографию, взятую у Людмилы, иБалабанова моментально признала свою правнучку. Зачем же хранить возлеизголовья изображение чужой девочки? Напрашивался естественный вывод. Верочкана самом деле – дочь Людмилы, но почему она выдавала ее за правнучкуБалабановой? И куда увезли сироту? Кто ее настоящий отец: Константин или Жора?Впрочем, это уже не имеет никакого значения, потому что оба погибли, да и Людадавно на том свете. Где же искать Верочку!

Перед глазами встала прямая, как спица, старуха. Провожаяменя до двери, она вцепилась в мое плечо костлявой рукой и зашептала, вплотнуюприблизив лицо:

– Помоги, уж не знаю, как и просить, отыщи девчонку. Однаона у меня осталась, вся семья под корень извелась, не знаешь небось, каково впустом доме жить.

Я молчала. Старуха лихорадочно блестела глазами.

– Слушай, денег больших нет, но те, что Милка на девочкудавала, почти все целы, твои будут. А я и адресок подскажу, где искать.

– Ну и где?

– А в секте ихней поганой, у Николая. Только зачем емудевчонка?

Честно говоря, я этого тоже не понимала.

– Вы бы в милицию заявили…

– Ой, – отмахнулась Марья Сергеевна, – пустое, никто ипальцем не пошевелит. Вон у Горячкиных сын пропал, так менты даже заявлениебрать не хотели, морды воротили.

Я молчала.

– Людмила, видать, тебе доверяла, раз перед смертью мойадрес сказала, – вздохнула старуха, – так помоги…

– Давайте название.

– Какое? – удивилась бабка.

– Ну деревни… где секта находится.

– Не знаю, – растерялась Балабанова.

– Как же так, только что говорили, адресок подскажете.

– Так это в смысле того, что Верочка у сектантов, –залепетала Балабанова. – У них, проклятущих. Светочку сгубили, теперь заправнучку мою примутся.

И она тихо, безнадежно заплакала. Слезы горохом катились поморщинистому лицу и исчезали на шее. В отличие от большинства деревенскихстарух, привыкших голосить по каждому нужному и ненужному поводу, МарьяСергеевна рыдала неумело, словно вообще впервые в жизни. Скорей всего просто непривыкла делать это на людях. Меня мало трогают картинные страдания спреувеличенными рыданиями и заламыванием рук, но отчаянные всхлипыванияБалабановой рвали душу.

– Вспомните, может, Мила говорила хоть что-нибудь: названиеблизлежащей станции, шоссе…

– Нет, – качала головой старуха, – упомянула только, что вПодмосковье.

«Ну ничего себе, – думала я, подъезжая к Кольцевой дороге, –территория области размером с треть Франции, это же искать иголку в стогусена».

Мрачные раздумья прервал телефонный звонок.

– Где находишься? – поинтересовалась Зайка.

– На въезде со стороны Волоколамки…

– Давай быстро к «Арлекино».

– Зачем?

– Нужно, – безапелляционно сообщила Ольга и отсоединилась.

«Арлекино» – довольно приличный магазин. Три его этажа подзавязку забиты всевозможной одеждой. Не устраивает нас только одно: цены. Какговорит Кеша: «Жаба душит отдавать за ботинки такую сумму, на которую воФранции можно купить десять пар». Поэтому теперь предпочитаем одеваться вПариже, там намного дешевле. К тому же, покупая в салоне «Шанель» юбку, выабсолютно уверены, что приобретаете авторскую, штучную вещь. В Москве жерискуете нарваться даже в дорогом бутике на плащик с итальянской помойки, но сгордым ярлычком «Channel». И ведь ку́пите, и станете носить, полагая,будто обладаете творением бессмертной Коко. Только маленькая деталь: фамилиявеликой модельерши пишется по-французски «Chanel» с одним «n» в середине, а нетак, как на вашем плащике – «Channel». Так и обманывают не слишком-торазбирающегося в подобных мелочах московского покупателя. Видела я «Deor»вместо «Dior», «Lagerfild» вместо «Lagerfeld» и «Pacco Rabanna» вместо «PacoRabanne». Всего лишь одна буковка изменена, и в вашем шкафу отвратительнаятряпка вместо фирменного изделия.

Но что занесло Зайку в «Арлекино»?

Зайка в нетерпении прохаживалась у входа.