К этой идее он отнесся с превеликой охотой и по вдумчивомразмышлении собирался применить против Стахора Горротского его же оружие:средства войны, мягко скажем, нетривиальные, зато впрямую не нарушавшие правил.Коли уж Стахору было угодно развлекаться с живыми зажигательными бомбами воблике обычных дворняг, пусть не плачется, если сам столкнется с неприятнымисюрпризами… Проще говоря, Сварог намеревался приволочь из Хелльстада парочкуглорхов, исполинских змеюк с некоторыми зачатками интеллекта, и, не мудрствуялукаво, запустить их в Заречье с приказом особо не церемониться с попавшимисяна пути горротцами.

Даже если Стахор после такой диверсии начнет жаловаться изабрасывать императрицу челобитными (хотя, по слухам, горротский король дотаких пошлостей опускаться не любит), все обойдется. К нечистой силе глорхи неотносятся, это не более чем исполинские змеюки, пусть и обладающие кое-какими странноватымиспособностями. Элкон, по просьбе Сварога как следует покопавшийся в земныхзаконах, вскоре прибежал с торжествующим видом и заявил: согласно таким-то итаким-то параграфам известных уложений, глорхов вполне можно провести побумагам как «боевых животных, выдрессированных соответствующим образом иотносящихся к исстари обитающим на Таларе либо Сильване видам». Свароговызмеюки этим требованиям отвечали как нельзя лучше: во-первых, несомненныеживотные, не люди и не демоны, а во-вторых, обитают уж настолько исстари… Такчто Стахора ждали неприятные сюрпризы. Планами своими Сварог пока поделилсялишь с привезенной им сюда троицей верных сподвижников, но гланцам эта затея,надо полагать, придется по вкусу… И поделом Стахору, сам виноват, нечегобаловаться с сомнительными изобретениями непонятного пока происхождения…

Ехавший впереди глэрд Даглас свернул с тракта на узкуютропу. Кавалькада повернула следом, и они еще с полчаса ехали среди невысоких,поросших лесом холмов, пока не оказались перед продолговатым бугром,увенчивавшимся грудой обомшелых камней. Кое-где они были разворочены, очищеныот мха, в двух местах выкопаны неглубокие ямы.

Медвежья Сотня рассыпалась, надежно оцепив окрестности. СамСварог к неустанному его бережению, порой переходившему все границыбдительности, относился чуть насмешливо, но вот его сановники настаивали именнона таких неусыпных предосторожностях, открытым текстом напоминая о трагедиикоролевской фамилии, за полтора года странным образом пресекшейся начисто.

Сварог подчинился – и не стал им говорить, что сам он покачто не ощущал, как ни старался порой, присутствия какой бы то ни было черноймагии в опасной близости. Он хорошо знал, что ему на это ответили бы Даглас,Таварош или ведавший здешними спецслужбами Баглю: что во всех прошлых невзгодах,постигших всю без исключения венценосную семью, знающие люди тоже не усмотрелини малейших проявлений черной магии.

Неплохо было бы вытащить сюда старуху Грельфи, но она сейчасразбирается со взятыми живьем шпионами «Черной благодати», и что-то там у неезатянулось…

Даглас вытянул руку в черной замшевой перчатке:

– Извольте полюбопытствовать, мой король. Это и есть замокГайров, стоявший здесь более семи тысяч лет назад. Вон там, у остатков главнойбашни, мои люди раскопали плиту с высеченным гербом…

Бросив поводья подскочившему телохранителю, Сварог спрыгнулна землю, одернул черный в желто-красную клетку тартан и вразвалочку зашагал кгруде камней. Оказалось, что под юбку здесь надевали добротные суконные порткидлиною чуть ли не до колен, так что с верховой ездой никаких хлопот невозникало. А привыкнуть к тартану оказалось нетрудно: что поделать, корольобязан чтить традиции…

Он стоял, опираясь на древко Доран-ан-Тега, задумчиво глядяна бесформенную кучу почти сросшихся с землей камней и добросовестно пыталсяпробудить в душе хоть какие-то чувства. Ничего не получалось. На расчищеннойщербатой плите и в самом деле легко узнавался герб Гэйров – скачущий конь имеч, высеченные глубоко, неуклюже. Он понимал, что все так и есть, что здеськогда-то обитали его отдаленнейшие предки, – не специально же для негосоорудили древние развалины, здешние глэрды отнюдь не ангелы, но все же нестали бы опускаться до такого…

И все равно ничто не ворохнулось в душе. Слишком многовремени прошло. Семь тысяч лет – срок, не вполне и вмещавшийся в сознание.Сохранись какие-нибудь портреты, изображения, документы, было бы проще проникнуться,а так… Продолговатая груда заросших черно-зеленым мхом камней, уже ничем почтии не напоминавших рыцарский замок, справа проглядывает нечто похожее напримитивную лестницу, в ямах виднеются бурые черепки, впору повторить вслед засвятым Рохом, на склоне лет написавшим «Размышления о движении и покое»: «Все,чего ни коснись, хоть ненадолго, да пребывает в покое однажды, и только Времядвижется неустанно, увлекая за собой даже то, что считается олицетворениемпокоя…»

Не было ни Времени, ни Вечности – только груда замшелыхкамней, переживших и долгие тысячелетия покоя, и Шторм, их полнуюпротивоположность.

Неизвестно отчего хмурясь, он вернулся к поджидавшим его вотдалении спутникам, взял поводья у телохранителя и рывком взмыл в седло.Медвежья Сотня торопливо сомкнула кольцо, а перед глазами у Сварога на мигвновь встала непонятная и тягостная картина, навещавшая и прежде: странный залв черно-красных тонах, высокие окна и плоские золотые чаши на столе, и полноеодиночество, и смертельная тоска…

Отгоняя это неведомо почему привязавшееся видение, онтряхнул головой и подхлестнул горячего коня. Свита галопом понеслась вслед,гремя оружием и звеня трензелями.

…Еще часа через полтора они подъехали к гребню холма,перевалили через него и стали спускаться в долину, напоминавшую огромныйамфитеатр, разве что без скамеек. Она была весьма обширной, не менее трех лиг вдиаметре, почти посередине зеленели три округлых высоких холма. И повсюду посклонам, куда ни глянь, стояли люди, пешие и конные, в молчании и строгомпорядке, в праздничных одеждах. Их было, пожалуй что, несколько тысяч. Со всейстраны собрались – главы кланов и простые дворяне, землепашцы, мастеровые иморяки, книжники и инженеры. Отдельной пестрой кучкой стояли иностранные послы– Сварог их сразу высмотрел, во-первых, по церемониальным вымпеламсоответствующих держав, во-вторых, по штанам. Прах побери эти вековые традиции…Но ничего не поделаешь. Коронация есть коронация.

Подъехавший стремя в стремя Даглас сочувственно шепнул:

– Старинные обычаи, мой король, увы…

И, спешившись, сам принял у него поводья. Обреченновздохнув, Сварог положил топор на траву и, перехватив насмешливый взгляд Мары,преспокойно отвернулся. И направился в гордом одиночестве на вершину самоговысокого холма – по неширокой тропинке, окружавшей его спиралью.

На вершине дул легонький ветерок, всадники и пешие казалиськрохотными, как шахматные фигурки. Навстречу Сварогу, оживившись, двинулись тридревних старухи – в простых черных платьях с вышитыми на груди медвежьимиголовами, седые космы перехвачены широкими повязками из серебряной нити.Морщинистые лица вроде бы светились искренним доброжелательством, но дряхлостьих навевала неприкрытую тоску, напоминая о неумолимо текущем времени, незнающем остановок и покоя. Смертельно не хотелось когда-нибудь и самому статьтаким же, подпираться корявой клюкой и шамкать беззубо. Как бы исхитриться ипомереть в относительном расцвете лет, в каком-нибудь жарком бою, в бездумнойсече?