— Со связанными руками спать еще кошмарнее. Я один разпопробовал, так наутро, не поверишь, думал, рук лишился вовсе.

— Как ты можешь так поступать со мной? — начала яканючить. — И это после того, как мы плодотворно скрепили наш союз. Где утебя совесть?

— Я ее дома прячу, вдруг свистнут, времена такие…

Он сел в моих ногах, посматривая на меня с большимудовольствием, я горько плакала, глядя на свои лодыжки.

— Ты боишься, что я сбегу? — спросила я,убедившись, что слезы на него не действуют.

— Конечно, — согласился он.

— Но мы же все решили… и скрепили. Как же можно идти наопасное дело с человеком, которому не веришь? Твое недоверие для меняоскорбительно и рождает сомнения в твоей собственной искренности. Ты понимаешь,о чем я говорю? — сообразила спросить я.

— Понимаю: ты хочешь, чтобы я тебя развязал.

— Ну так развяжи, — начала я злиться.

— Тут такое дело… В принципе я тебе верю, но кое-какиесомнения у меня все-таки остались.

— Тебе надо научиться доверять мне…

— Да я и сам так думаю… Вот если сейчас еще немногоскрепить наш союз, а потом крепить и крепить постоянно, то сомнения начнутпотихоньку исчезать. Ты как считаешь?

Я уставилась в его физиономию, силясь отгадать: издеваетсяон надо мной или вправду такой придурок?

— Если ты будешь меня привязывать, я сбегу просто изпринципа, — вздохнув, сказала я.

— Дай слово, что не удерешь, — ухмыльнулся он.

Я подумала и кивнула.

— Не удеру. Хоть ты и придурок, но мне нравишься.

— Я так и знал, — тоже кивнул он. — Толькобез всяких глупостей: я уже был три раза женат и в четвертый мне совершенно нехочется.

— На что ты мне нужен? — возмутилась я.

— Все так говорят… сначала, а потом спасу от вас нет.

Утром зазвонил будильник, последний раз он проделывал такоеполтора года назад, когда я еще ходила на работу, — подло будил по утрам всамый неподходящий момент. Я вскочила, хлопнула по крышке и только после этогосообразила, что уже давно нигде не работаю. Пашка на будильник не реагировал,спал как убитый, сунув голову под подушку и вроде бы постанывал. Я с ехидствомподумала, что, крепя союз, он малость переусердствовал и теперь, кроме стонов,ни на что не годен.

Повертев в руках будильник и силясь отгадать, с чего это онрешил зазвонить, я сунула его под подушку и осторожно прошла в ванную. Послеминутного размышления, решила включить душ: если Пашку не поднял будильник,можно не беспокоиться. Одевшись и приведя себя в порядок, я на цыпочкахвернулась в комнату, извлекла из-за ковра свои ценные вещи и сложила их всумку. И тут же затылком почувствовала настойчивый взгляд. Осторожноповернулась и увидела, что Пашка одним глазом с любопытством наблюдает за мнойиз-под подушки. Вот ведь гад… Сделав вид, что этого не замечаю, я отыскаласумку побольше и из «темнушки», где у меня, за неимением шифоньера, лежитодежда, собрала кое-что из самого необходимого. Потом прошла в кухню, завариладве чашки кофе, поставила их на поднос и отправилась будить любимого.

— Паша, — пропела я ласково, садясь рядом и дажепоцеловала его в плечо для большей убедительности.

Он высунул голову из-под подушки и хитро прищурился.

— Кофе в постель? — спросил, продираяглаза. — Это как раз то, что мне нравится в семейной жизни. Заметь:единственное.

«Чтоб ты им подавился!» — мысленно пожелала я. Кофе мывыпили, я включила приемник, желая получить заряд бодрости с самого утра, изаявила с ласковой улыбкой:

— Завтрака не будет, холодильник пустой.

Пашка сел поудобнее, подтянул меня к себе и спросил сехидством:

— Сбежать хотела?

— Когда? — удивилась я.

— Сейчас. Я же видел, хотела.

— Если ты не можешь не думать обо мне гадости, давайразойдемся по-хорошему. В конце концов, это обидно.

— Ладно, завари еще кофе.

Я убрела в кухню, слыша, как Пашка включил приемник наполную громкость. Как раз играли старый рок-н-ролл. Вернувшись с кофе, язамерла с открытым ртом: Пашка, в одних трусах, лихо вытанцовывал на моейкровати. Надо признать, танцевал он классно. Я наблюдала за его выкрутасами с некоторойзавистью, поэтому, когда он махнул рукой, приглашая присоединиться, мысленночертыхнувшись, я запрыгнула на кровать. В общем, мы нашли ей еще одноприменение, раньше я и не знала, что на кроватях танцуют. Музыка кончилась, мырухнули на подушки, обнялись и попробовали отдышаться. Странно, но жизньпочему-то радовала.

— Хорошо танцуешь, — заметила я. — Зачем тебекарты? Ты мог бы зарабатывать танцами.

— До чего подлый мент, — покачал головойПашка. — Выдумать про меня такое. В карты мне везет, а за шулерство, междупрочим, морду бьют.

— Когда мы в первый раз встретились, она у тебя как разбыла разбита.

Он нахмурился и спросил:

— Не знаешь, почему мне так хочется врезать тебе?

— Знаю: потому что ты совершенно невоспитанный инесдержанный тип.

— Скажи честно, свинтить хотела?

— Хотела.

— Чтобы поиски были плодотворными, мне надо думать оделе, а не тебя пасти.

— Я не сбегу.

— Почему это вдруг? — заинтересовался он.

— Мне нравится, как ты танцуешь, — ответила я идобавила серьезно: — А еще я хочу узнать, что случилось с Алькой.

Мы одевались, когда Пашке позвонили, он извлек из пиджакасвой сотовый, сказал: «Ну», — и стал слушать, глядя на меня с некоторойсуровостью, потом бросил: «Пока», — и продолжил меня разглядывать, играятрубкой.

— Кто звонил? — проявила я любопытство.

— Дружок.

— Плохие новости?

— Попробуем жить с плохими новостями.

Мне это не очень понравилось.

— Наверное, мне надо идти в милицию, — минут черезпять сказала я.

— Накапать им, что их мент — убийца?

— Конечно.