— Это правда, Сергей?

Я пожал плечами.

— В общих чертах… Думаю, твои родители могут с чистойсовестью оставить дела секты.

— Ты — Сеятель?

— Да. Точнее, их предок…

Я не успел объяснить тонкости родословной. В небе над намиглухо хлопнуло, мелькнуло секундное радужное сияние. Потом небо посерело —«Гонец» поставил защитный экран, прячущий нас от американских, российских, китайскихи прочих спутников… А под серым, пепельно-траурным балдахином неба опускался нанас конус Белого Рейдера.

Назвать его Белым отныне мог только закоренелый оптимист.Огромный корпус крейсера был серовато-черным, обугленным, изрытым вмятинами ипробоинами. Лишь кое-где проглядывали остатки белой противолазерной брони,давшей когда-то кораблю название.

Рейдер опускался медленно и неспешно, как разваренная чаинкав стакане, как набрякший от дождя бурый лист на осеннюю аллею.

— Мы неплохо поработали, — с удивлением сказал Редрак. — Яожидал увидеть их в лучшем состоянии… Великие Сеятели, они еще решились напоиск в таком состоянии!

Решились. И нашли Землю с первого же захода. Судьба.Неизбежность, будь она проклята! Чего ты хочешь от меня теперь?

— Какой он здоровый, — дрогнувшим голосом сказал Данька. —Мы сможем с ним справиться, если что… А, Сергей?

Он подался ко мне и быстро, инстинктивно нащупал руку. Емунужно было сейчас касание взрослой ладони, чтобы вновь обрести уверенность,почувствовать себя человеком — а не муравьем под исполинским серым сапогом.

— Все нормально, Данька, — сказал я. — Не бойся. Нашкораблик способен превратить эту развалину в кучу металлолома за полсекунды. Небойся.

— Я и не боюсь…

Автоматика Рейдера все же была задействована на посадку.Императрица Тара продолжала держать в руках рвущиеся ниточки управлениякораблем. Из основания Рейдера беззвучно выдвинулись широкие опоры — семь иливосемь, я не успел сосчитать. Дюзы были безжизненно холодны. Рейдер опускался,поддерживаемый силовым полем «Гонца».

«Надо провести кра??кий курс гипновнушения… Чтобы сектантылегче восприняли информацию о Земле. Ясно?»

Ответа не было. И, наверное, не могло быть. «Использую всересурсы. Временно отключаюсь», — предупреждал меня корабль.

Что ж, будем справляться сами…

Опоры коснулись земли, тысячетонной массой вдавливаясь вразмокший грунт. Ничего, под тонким слоем глины гранитные пласты…

Я вдруг почувствовал, что до сих пор сжимаю в руке камешек —тот самый, которым разбивал кристалл кольца. Досадливо поморщился, размахнулся,чтобы выкинуть его… и остолбенел. В руке переливался мутноватым блеском крупныйнеотшлифованный алмаз. Или, скорее, полуотшлифованный — какие-то граниугадывались. Камешек был не меньше, чем на тысячу карат…

Принцесса перехватила мой взгляд. Поморщилась.

— Ты разбил энергокристалл этим камешком?

— Да… Но он не был таким… изящным.

— Побочный эффект гипертуннеля. Видимо, был избыток энергии,и его погасили синтезом алмаза.

Забавно. Я получил сдачу с гиперперехода.

В основании Рейдера открылись люки, и из них медленно,опасливо стали выходить люди. Некоторые поспешно поднимали руки вверх илискладывали их за головой, другие бросали на землю оружие.

— Стрелять не советую, — фальшиво-уверенно крикнул я. — Выпод контролем корабля Сеятелей.

К нам медленно, как бы через силу, направлялись трое.Императрица. Рели Тар — император. И смуглый пожилой мужчина, видимо один изруководителей секты.

На лицах Ланса и Эрнадо появилось странное выражение. Таксмотрят воспитанные дети на своих родителей, поступивших неправильно,непоправимо ошибочно… Но все равно остающихся родителями.

А вот Терри смотрела на императорскую чету почти сненавистью. Странная привилегия принцесс — не воспринимать родителей как отца сматерью. В тех случаях, когда это нужно, разумеется…

— Папа!

Почему-то она обратилась именно к отцу. Для меня, например,в странной императорской чете главную роль прочно играла императрица…

Релиан Тар подошел к дочери. Императрица с третьимруководителем секты осталась позади. Голос принцессы звенел от ярости:

— Вы не понимаете, что совершили! Земля — планета Сеятелей!Ты учил меня, что никогда…

Мы отвлеклись. Мы все смотрели на эту смесь семейной ссоры идинастического спора. Нам было интересно.

Только Данька, насмотревшийся семейных ссор на Земле,поглядывал по сторонам.

Я много раз вспоминал произошедшее. Я снова и сновапрокручивал события в памяти. И раз за разом воспроизводил видеозапись внешнихдетекторов «Гонца».

Наверное, я действительно не виноват.

Неизбежность…

Третий руководитель секты, покорно шедший рядом симператрицей, остановился. И достал из-за пояса вибронож. Звуковые детекторыуловили его шепот: «Великое искушение…»

— Сергей! — закричал Данька, бросаясь ко мне.

Не верю, не хочу верить, что он понимал, на что идет. Скореевсего, просто хотел оттолкнуть меня. Так в его любимых боевиках отбрасываютдруга с линии выстрела мужественные американские полицейские…

Вибронож — подлое оружие. Вначале, когда он касается тела,мелко вибрирующее лезвие раздвигает ткани, вспарывает кожу и мышцы. Потом,когда нож входит в тело до рукояти, амплитуда вибрации меняется. Резонанс —ткани вокруг клинка превращаются в молекулярное месиво. Клеточные оболочкилопаются, нити ДНК разрываются на кислоту и белковые основания…

Нож попал Даньке в голову. Иначе он вошел бы мне в сердце.

Срастить распоротую сердечную мышцу — это так просто длямедицины Сеятелей!

Мальчишка начал беззвучно падать. Но коснуться земли своейродной планеты не успел.

Беззвучный, неслышимый грохот навалился на нас. СилуэтРейдера заколебался, как изгибаемая сильной рукой фотография. Голубая вспышкаохватила метнувшего вибронож сектанта — и он замер, не успев выхватить из ноженмеч. «Гонец» переместился ближе к нам, в распахнувшемся на долю секунды люкеисчезло неподвижное, словно окаменевшее, тело Даньки. Гравилуч всосал его вкорабль, как пылинку.

«Попытка убийства Сеятеля!»

Я увидел, как попадали в снег сектанты — и понял, что наэтот раз мысленную речь корабля слышу не только я.

Императрица вскинула руки, зажимая уши. Бесполезно. Этотголос возникал в глубине сознания. И в нем было слишком много чисто машиннойтерминологии и предельно животного, панического страха, чтобы можно былоусомниться в словах. Тем более человеку, многие годы возвеличивающему Сеятелей.Одинокой и несчастной женщине, придумавшей себе Богов.