носит свое имя начертанным на правой ноге, так что, если хотят его знать, пусть подойдут и прочтут; и тотчас поднял заднюю ногу.

Он был подкован, и на подкове, казалось, выведены были буквы, действительно наделенные смыслом, потому они поверили его словам. Лев, не считавший благоразумным подступаться к ноге, подкованной и защищенной, сказал, что отродясь не был в школе и читать не учен, так что этих букв не поймет. Но лис, чья хитрость была в этот миг помрачена честолюбием, выставляя свою образованность, сказал, что читать — его дело, затем что он великий канцлер, и приблизился, чтобы взяться за чтение. Тогда осел, видя, что все вышло в точности как ему хотелось, со всей силы лягнул его парою копыт, угодив ему в нос около глаз, а если ударить в это место, будешь совершенно оглушен, так что лис без чувств повалился наземь. Видя это, осел еще шесть раз ударил его со всей силы, какая в нем была, нанося удары в голову, так что лис был сокрушен дотла, а потом принялся топтать его с великой яростью, пустив в ход еще и зубы, и так усердствовал, что убил его.

Когда лев увидел эту забаву, немедля кинулся вспять, ударился в бег, убрался и оказался в безопасности; а злокозненный и честолюбивый лис вместе с жизнью утратил величие, нажитое плутнями. И стало ясно, что его грамотность безмерно его вознесла, чтобы низвергнуть в смертельном падении.

Подлинно, мало значит грамотность в особе злокозненной и честолюбивой, ибо не сочетается в ней с доброй и подлинной рассудительностью и с той добродетелью, которую называют in agibilibus[149], а без сих достоинств ученость скорее вредоносна. Это происшествие дает также увидеть, сколько ущерба государям в том, чтобы оставлять управление особам, которые хотят ведать все сами, а потому отвергают чужой совет. Этот пример должен стать наукою для тех, кто хочет быть доверенным лицом при государе, ибо в конце концов честолюбие их низвергает и они терпят позорную неудачу, если не желают, чтобы другие участвовали в делах.

Если бы лис позволил созвать совет, как желал лев, их предприятие было бы обсуждено получше, они пошли бы к ослу с большей компанией или помощью, а может, отправили какого-нибудь другого зверя, чтобы узнать правду, и дело не кончилось бы так прискорбно.

Глава XXXVI[150]. Как осел вновь обратил в бегство льва вместе с волком и что за этим последовало

Хотя лев и лис отправились туда тайком, их заметила кошка-камергер, а потому последовала за ними, но тоже тайком, так что присутствовала при этой трагедии, оставаясь, однако же, на дереве несколько вдали, чтоб ее не приметили. Увидев, что ее государь пустился в бегство, она не промедлила двинуться той же дорогой, когда же увидела, что он останавливается, остановилась сама и, приблизившись, осведомилась, как тот себя чувствует. Слыша, что он сильно удручен, она отвела его в вертеп поблизости, где, постелив травы, дала ему улечься; сделала растирания, заставив отхлынувшую кровь вернуться на место, и уговорила его отдохнуть немного, сама же вышла из вертепа и забралась на высоту, чтобы нести стражу.

Заяц, едва увидев, как осел задрал ноги, чтобы зашибить лиса, поспешно пустился назад к царской пещере, дабы возвестить остальным об этом злосчастии, и первым, на кого он натолкнулся, был капитан стражи алебардщиков, который, слыша эту дурную весть, без промедления созвал всех своих солдат и помчался туда, дабы исполнить свои обязанности. Побежала и кошка-мажордом с несколькими лисами из челяди, побежали и другие; всех их увидела дозорная кошка, и, созванные в вертеп, где пребывал лев, они услышали обо всем происшедшем. И хотя, с одной стороны, их опечалила дурная новость, с другой — они немало обрадовались, услышав о смерти лиса, ибо смертельно его ненавидели, завидуя его могуществу и будучи не в силах сносить, что царь делал лишь то, что желал и говорил лис: «Теперь-то наш государь узнает, хорошо ли отдаваться на жертву одному-единственному».

Помянутый заяц отправился прямо к волку-юстициарию и застал его за пыткою мыши, которую тот вздергивал на дыбе, чтобы вынудить у ней признание, что это она обгрызла курицу, преподнесенную в подарок великому канцлеру. Поведав волку обо всем случившемся, он заставил его бросить это занятие, тем более что лис умер, и повел его к месту столкновения, думая найти там льва, чтобы пособить ему хоть советом; на пути они тоже были замечены и окликнуты дозорною. Они нашли царя с большой частью его двора; держали совет de modo tenendo, и решено было вернуться на луг, но так скрытно, как только можно, а когда подберутся и смогут видеть сего великого зверя, каждый пусть внимательно его изучит, а еще и помыслит, как можно на него наброситься, чтобы взять в плен; так и было сделано.

Когда дошли до луга, все устрашились, ибо никогда не видали такого зверя, за исключением волка, который хорошо понял, в том числе по запаху, что это осел, но безухий, и расхохотался, говоря:

— Теперь-то я на славу пообедаю, коли он пришел мне в руки; не защитят его все эти украшения от моих зубов. Знайте, синьор лев, это моя еда, и я ее немало съел; нет здесь животного ничтожней его, а потому пойдемте вперед без тревоги, ибо я представлю вам отменную забаву.

— Потише, — отвечал лев, — я не поверю тебе так легко: хоть ты и волк, но можешь обманываться, как обманулся наш покойный канцлер, бывший, как сам ты говоришь, самым мудрым зверем в свете. Он думал, что это животное любезное, с этой мыслью приблизился к нему и простился с жизнью; поверь мне, он не таков, как ты думаешь.

— Вы знаете, синьор, — возразил волк, — как говорит пословица, что и у мудрых часто сваливаются штаны. Потому неудивительно, что свалились они у лиса, который не был так мудр, как считалось, хотя вашему величеству казался таковым, затем что вы не испробовали благоразумие и доблесть других. И хотя в сходках, учинявшихся для какого-нибудь обсуждения, его голос или мнение были лучше всех, так как решение всегда принималось в согласии с ним, но на деле было не так. Ибо советники, которые не могли ничего добиться от вашего величества иначе как через него, не осмеливались молвить ничего поперек, чтобы не нажить в нем врага. Кроме того, известно, что почти все советники — его сторонники и ставленники, и он никогда не желал ни назначить, ни предложить