– Поезжайте обязательно. Пока мы не завели детишек, мытолько и делали, что валялись на пляже, пили ром и занимались любовью.Собственно говоря, именно для всего этого, фирма и обустраивала эти бунгало. Аесли вам повезет, то и полетите вы туда на самолете фирмы. Работают они все,действительно, много, но зато понимают необходимость хорошего отдыха.

– Не говори мне о фирме, Кэй. Я не хочу слышать о том, чтоим нравится, что не нравится, что они делают, а что нет, что поощряют, а что,наоборот, не поощряют.

– Дела пойдут на лад, Эбби, вот увидишь. Тебе нужно понять,что и твой, и мой мужья – отличные юристы, но таких денег они больше нигде незаработают. И мы с тобой сидели бы сейчас за рулем в лучшем случае нового“бьюика”, а не “пежо” или “мерседеса”.

Поддев кусочек мяса вилкой, Эбби возила им по донышкутарелки, размазывая чесночный соус. Отправив мясо в рот, отодвинула от себятарелку. Бокал из-под вина был пуст.

– Я знаю, Кэй, я знаю это. Но в жизни есть гораздо болееважные вещи, чем большой двор у дома и “пежо”. А здесь, похоже, никто об этом ине подозревает. Клянусь, мне кажется, мы чувствовали себя более счастливыми,живя в двухкомнатной студенческой квартирке в Кембридже.

– Вы здесь всего несколько месяцев. Митч постепенно выпуститпар, и жизнь у вас войдет в нормальную колею. А уж потом появятся маленькиеМакдиры, будут бегать по двору, и не успеешь ты оглянуться, как Митч станеткомпаньоном. Поверь мне, все очень скоро наладится. Просто у вас сейчас такойпериод, через который прошли мы все. И, как видишь, живы.

– Спасибо, Кэй. От души надеюсь, что ты права.

Парк был очень небольшим, два-три акра над речным обрывом.Две бронзовые фигуры и ряд пушек хранили вечную память охрабрецах-конфедератах, боровшихся за эту реку и этот город. Под памятникомкакому-то генералу и его коню прятался нищий. Картонная коробка и потрепанноеодеяло служили слабой защитой от холода и замерзающих на лету мелких капелек дождя.Пятьюдесятью ярдами ниже по набережной Риверсайд-драйв несся вечерний потокавтомашин. Темнело.

Митч подошел к ряду орудий и встал, глядя на реку, напересекавшие ее мосты, которые соединяли два штата, Теннесси и Арканзас. Онзастегнул куртку, поднял повыше воротник, посмотрел на часы. Он ждал.

Часть крыши Бендини-билдинга едва виднелась в шестикварталах отсюда. Митч оставил машину в центре, в гараже, а до реки добрался натакси. Он был уверен, что за ним никто не увязался. Он ждал. Дувший с реки ледянойветер активизировал кровообращение, лицо Митча раскраснелось. Ветер напомнилему зимы в Кентукки, полные одиночества, когда родителей рядом уже не было.Холодные, печальные зимы. Тоскливые, полные отчаяния. Ему приходилосьдонашивать чужие пальто – подарки друзей или родственников, – никогда ему небыло тепло в тех одеждах. Ношеные вещи. Усилием воли он отогнал от себя этимысли.

Дождь со снегом перешел просто в мелкий снег, и крошечныельдинки застревали в его волосах, кружась, падали на землю. Еще раз он поднес кглазам руку с часами.

Послышались шаги, чья-то фигура возникла из сгущавшейся тьмыи стала приближаться к месту, где он стоял. На мгновение человек остановился,затем снова двинулся вперед, но гораздо медленнее.

– Митч? – Это был Эдди Ломакс, одетый и джинсы и длинноепальто на кроличьем меху. Усы и широкополая белая ковбойская шляпа делали егопохожим на плакатное изображение подтянутого мужчины, рекламирующего популярныесигареты. Парень из страны Мальборо.

– Да, я.

Ломакс подошел ближе, теперь их разделяла только пушка. Стояпо ее бокам, мужчины походили на часовых, бдительно следящих за берегом реки.

– За вами никто не шел? – спросил Митч.

– Нет, не думаю. А вы?

– Тоже чист.

Митч следил взглядом за несущимися внизу автомобилями, затемповернул голову к реке. Ломакс засунул руки поглубже в карманы.

– Вы виделись в последнее время с Рэем? – услышал Митч еговопрос.

– Нет.

Ответ прозвучал очень кратко, как бы давая собеседникупонять, что он, Митч, пришел сюда, в эту слякоть, не для того, чтобы поболтатьо том о сем.

– Что вам удалось узнать? – спросил он детектива. Ломаксзакурил и превратился в настоящего парня из Мальборо.

– По трем юристам информации немного. Элис Наусс погибла вавтокатастрофе в 1977 году. В полицейском рапорте говорится, что виновнымпризнан пьяный водитель, но вот что странно: этого водителя так и не нашли.Произошло все в среду, около полуночи. Она допоздна работала у себя в кабинете,а потом села в машину и отправилась домой. Жила она на востоке от центра, вСикамор-Вью; и примерно в миле от дома в нее врезался однотонный пикап. НаНью-Лондон-роуд. У нее был крошечный “фиат”, он просто развалился на части.Свидетелей не оказалось. Когда приехала полиция, пикап уже был пуст, водителя ислед простыл. По номерному знаку они установили, что машину угнали изСент-Луиса тремя днями раньше. Ни отпечатков пальцев, ничего.

– Они искали отпечатки?

– Да. Я знаком с парнем, который как раз этим и занимался.Были всякие подозрения, но информации – ноль. А поскольку на полу кабины нашлиразбитую бутылку виски, было решено, что это дело рук пьяного шофера, и делоблагополучно закрыли.

– А медицинское освидетельствование?

– Оно не проводилось. Причина смерти была совершенноочевидна.

– Все это звучит подозрительно.

– Весьма. И остальные два – тоже. Роберт Лэмм отправился наоленью охоту в Арканзас. Он вместе с несколькими друзьями разбил свой лагерь наОзарских холмах, это округ Изард. Обычно они туда приезжали два-три раза в год,во время охотничьего сезона. Утром они все разошлись по лесам, а вернувшись вохотничий домик, обнаружили, что Лэмма нет. Его искали две недели и нашли вовраге, полузасыпанным листьями. Он был убит одиночным выстрелом в голову – этовсе, что они знают. Они сочли это за самоубийство, и ни у кого просто невозникло никаких причин потребовать назначить расследование.

– Значит, он был убит?

– По-видимому, да. Экспертиза установила, что пуля вошла внижнюю часть черепа, выходного отверстия нет – снесена половина лица.Самоубийство исключается.

– Может, это был несчастный случай?