– Не твое дело, – рявкнул я, забыв о хорошем воспитаниии необходимости всегда вежливо беседовать с обслуживающим персоналом.

– Просто интересно, – заныла Ленка. – И ваще, васНиколетта требует, прямо изоралась вся в телефон. Ау, Иван Палыч, трубочкувозьмите!

Я быстро вытер лицо бумажной салфеткой и хотел было привычноответить: «Сейчас», – но неожиданно рявкнул во всю глотку:

– Скажи маменьке, что Ваня умер!

Наверное, общение с эпилятором оказало на меня слишкомсильное воздействие.

– Че, прямо так и ответить? – не успокаивалась Ленка.

– Да, – простонал я, разглядывая небольшой безволосыйучасток ноги, кожа на котором приобрела бордовый оттенок.

– Так я уже сообщила: в ванной Иван Палыч! – зуделаЛенка. —Николетта как заорет: «Гоните его оттуда немедленно, пинком!» Вот я ипришла!

Я схватил станок для бритья и баллон с гелем. Нет уж, будудействовать испытанным, дедовским способом, новомодные штучки явно не для меня.

– И чего делать? – ныла Ленка. – Коли человекпомер, ему в ванной делать нечего.

Я потряс аэрозоль и, сам не пойму почему, ляпнул:

– Сообщи маменьке, что я утонул!

– Утоп?

– Точно, – подтвердил я, – плавал в унитазе стилембаттерфляй и пошел ко дну.

В коридоре воцарилась тишина, я посильней отвернул кран сводой, в конце концов, имею я право совершать интимные процедуры в спокойствии!

* * *

Юра оказался мастером экстра-класса, он не только ловконаложил макияж, но и подобрал мне замечательный парик. Я глянул на себя взеркало и щелкнул языком: посеребренное стекло отразило вполне симпатичнуюблондинку, ну, может, с чуть крупноватыми чертами лица.

– Суперски вышло, – обрадовался стилист. – Сейчасеще только ногти наклею вам, вот эти, пластиковые, их легко снять, растворительс собой дам.

– Отлично, – улыбнулся я и поежился.

– Вам холодно?

– Есть немного, по ногам постоянно дует.

Юра посмотрел вниз.

– Вы сабо на босу ногу надели.

– Не на носок же!

– Женщины носят колготки! Вам без чулочков свежо, хотитеподберу нужные?

– Так обойдусь! – испугался я. – Только колготокмне не хватает. Нет уж, увольте, лучше буду мерзнуть.

– Замечательно, замечательно, – бормотал Юра,прилаживая на концы моих пальцев ярко-красные куски пластмассы, – вастеперь и родная мать не узнает!

Я улыбнулся – представляю, как бы отреагировала маменька,узнав, что Ваня превратился в Таню. Нет уж, только сейчас я понял, насколькохорошо быть мужчиной и какие титанические усилия делают женщины, чтобывыглядеть прилично. Интересно, зачем они так себя мучают?

Маша Башлыкова вышла из офиса ровно в восемнадцать часов,она повертела головой в разные стороны, потом встала на обочине и замахаларукой. Мигом около нее притормозила ржавая, еле живая от старости «копейка»,стройная фигурка нырнула внутрь дышащего на ладан авто, я немедленнопристроился сзади.

На мое счастье, бомбист оказался не наглым водителем, ехал онспокойно, из ряда в ряд не метался, и мы вполне мирно добрались до одного изспальных районов столицы. В конце концов «копейка» замерла около неприметнойблочной башни. Маша, очевидно, ни минуты не думавшая о том, что за ней можетследить чужой любопытный глаз, ни разу не оглянувшись, юркнула в подъезд. Яподождал пару секунд и тоже прошел в парадное, не имевшее домофона. Башлыкова вэтот момент входила в лифт.

– Женщина, – крикнула она, – вас подождать?

– Спасибо, – пытаясь превратить свой баритон в сопрано,ответил я, – почту взять хочу.

Двери лифта захлопнулись, раздалось громыхание, кабинаначала путь вверх. Чуть не потеряв дурацкие сабо, я ринулся к шахте и уставилсяна указатель этажей. На табло светилась цифра «9». Я нажал кнопку, прикатилвторой, маленький лифт.

На лестничной клетке было всего две квартиры, это странно,обычно в таких домах их на этажах больше. Одна дверь была шикарная, прикрытаяпанелью из натурального дерева, другая обшарпанная, обитая рваным дерматином,из-за нее слышались нервные голоса, в квартире о чем-то спорили. Буквальносразу я понял, что это Маша и какой-то мужчина.

– Я ничего не понимаю! – говорила Башлыкова.

– Я тоже.

– Правда?

– Конечно.

– Он все время спрашивает про Костю. Почему он такбеспокоится?

– Понятия не имею!

– Не хочешь мне объяснить?

– Ну что ты!

– Ты… ты… обманщик!

– Не нервничай, все обойдется.

– Хорошо тебе, а он снова в клинике, не хочешь навеститьего?

– Нет.

– Ты трус! Боишься увидеть больного.

– Верно.

– Не хочешь портить себе нервы.

– Ага.

– Ты не мужчина!

– Согласен!

За дверью воцарилась тишина. Очевидно, Маша, решившая во чтобы то ни стало заставить собеседника плясать под свою дудку, выбрала невернуютактику. Девица предполагала, что парень возмутится, услыхав обвинение втрусости, и закричит: «Что? Я боюсь? Вовсе нет! Сейчас докажу свою храбрость!»Но тот спокойно признался в трусости и тем самым выбил у Маши из рук оружие.Кстати, подобную тактику применял мой отец, когда мать налетала на него сочередным скандалом.

– Ты мужлан, – вопила маменька, – неотесанныйчурбан, не умеющий себя вести.

– Верно, – отзывался отец, – ты права!

– Не желаешь принимать гостей!

– Совершенно справедливо.

– Чудовище!

– Не отрицаю, у меня плохой характер.

– С тобой невозможно жить!

– Дорогая, абсолютно с тобой согласен, очень хорошо понимаю,что мужчине с моими задатками не следовало соединять себя узами брака.