Целыми днями я сидела либо в саду, либо в библиотеке, ленивофлиртуя с книжонками калибром помельче. А ночью наступало время бестиария. Явсе еще ничего не знала о нем, но мне так хотелось… так хотелось узнать!

И в одну из ночей, когда любопытство мое стало уж совсемнепереносимым и натянулось как струна, мне пришло совсем уж неожиданноеоткровение. Никак не вязавшееся с датой создания бестиария, но все же —откровение.

Ноутбук Ангела.

Я знала, что он подсоединен к Интернету, а в интернетовскойпомойке можно найти все, что угодно. Это я тоже знала, недаром я былаинтеллектуальным божком «Таис». Динка не особенно жаловала виртуальный мир, онасчитала его профанацией, надругательством над человеческими отношениями. Еще вовремена нашей недолгой славы она терпеть не могла онлайновые конференции сфанатами и фанатские же тупоголовые "чаты с «Таис», на которые мы время отвремени вынуждены были отвлекаться. Под присмотром Ленчика.

Без Ленчикова присмотра мы тоже иногда баловались Инетом. Нечасто — часто не позволяли обстоятельства, но когда позволяли… Динка с завиднымпостоянством шастала на наш официальный сайт, где с утра до ночи заседаливозбужденные и сексуально озабоченные поклонники и противники. Поначитавшисьглупейших признаний в любви и таких же глупейших хулиганских проклятий («……..этих ……. лесбиянок»), Динка бросала в народ отборную порцию мата.

И на этом успокаивалась.

И я успокоюсь.

Наберу в «поиске» свой бестиарий, свой «De bestiis et aliisrebus», — и успокоюсь. Я должна, должна знать хоть что-то о том, ктоскрасил мне тусклое времяпровождение в этом никому не принадлежащем испанскомдоме…

Мысль об Интернете гвоздем засела у меня в башке, оставалосьлишь добраться до него. Это только на первый взгляд идея казалась легкоосуществимой, ведь у Ангела был ноутбук с выходом в Сеть. Но чертовПабло-Иманол терпеть не мог, когда кто-то подходил к его вещам на расстояниевытянутой руки. И эти его холодные, совсем не испанские зрачки, которые времяот времени прошивали меня… Нет, впрямую попросить его о чем-то… Попросить — непредставлялось никакой возможности. Можно было, конечно, отправиться вкакое-нибудь интернет-кафе, но денег у меня не было. Так, пара монет, годныхразве что на сувениры. А клянчить их у Пабло означало только одно: нарвешься настенания о том, что подруга его девушки обходится дорого… И он вовсе несобирается оплачивать ее прихоти. Случай подвернулся неожиданно. Вернее, онсуществовал всегда, я просто не обращала на него внимания.

В тот вечер Пабло в очередной раз стравливал собак, наплощадке, в саду. Это был тихий неподвижный вечер, жара еще не спала, совсем неспала, к тому же ее усиливали песьи хрипы и треск клоками вырываемой шерсти.Эти звуки — такие яростные, такие плотские, такие беспощадные — вступали вявное противоречие с распятием, висевшим над кроватью в моей комнате. Этимираспятиями дом был просто наводнен; распятиями, свечками, скорчившимисягирляндами искусственных цветов и аляповатыми фигурками святых, на которыеможно было наткнуться в самых разных местах. А на кухне, среди банок инадорванных коробок с кукурузными хлопьями, вообще стояла всеми позабытая ДеваМария. Скорее всего, и Дева Мария, и прочее добро достались Ангелу от людей,живших здесь когда-то, сам он никаким праведником не был.

Кто жил здесь раньше? И не им ли принадлежал бестиарий?…Нет, нет… «De bestiis et aliis rebus» — книга мистическая, прохладная,страстная, самодостаточная; обладателю ее не нужны церковные атрибуты, ненужны… Их можно выбросить за ненадобностью, чтобы лишний раз не заморачиваться,протирая пыль с тернового венца Иисуса…

…В тот вечер Пабло стравливал собак, распятие на грубой,небрежно вытесанной стене, укоризненно поблескивало, а сквозь раскрытую дверьбалкона мне хорошо была видна Динкина спина. Динка сидела прямо на земле,напряженная, подавшаяся вперед, с отросшим затылком… Я знала куда она смотрит.

На собак, которые мне не видны.

Я столько раз обнимала этот затылок, столько раз смыкала нанем пальцы, ничего не чувствуя, что теперь даже удивилась… Удивилась тому, какнеожиданно и резко заныло сердце. Никогда еще такого не было, никогда. Отросшийзатылок, несчастная девчонка, мы обе — несчастные девчонки, ничуть не лучшепсов, которые сейчас рвут друг друга на части… Жалость к Динке, жалость к самойсебе, жалость к нам обоим была такой острой, что я не выдержала и выскочила изкомнаты. Вот сейчас… Сейчас я пойду к ней, сяду рядом, обниму за шею… Простотак, не перед дурацкими объективами, не перед дурацкими камерами, как былокогда-то, — просто так. Может, Динка ответит на мою немую мольбу оперемирии, о большем и мечтать не приходится, да мне и не надо большего. Может,мы даже поплачем вместе, сладкими слезами никому не нужных детей… Нельзя жевечно ненавидеть друг друга… Нельзя, нельзя… Это «нельзя» бежало впереди меня,оно уже готово было скатиться по лестнице и выскочить в сад, когда…

Когда я увидела приоткрытую дверь в комнату Пабло-Иманола.

И мысль о Динке сразу же свернулась, поникла, уступив местомысли о бестиарии. Я по-прежнему не знала о нем ничего, но когда влюбленныехоть что-то знают друг о друге (а о том, что я втрескалась в этот кусокпрошитого пергамента и расстанусь с ним только под угрозой расстрела (и то нефакт) — тут и гадать не нужно)…

Сам черт потащил меня в комнату Пабло, святая святыхиспанской ночной любви, куда девственницам вход воспрещен. Но я вошла, нацыпочках, трусливо вжав голову в плечи и так же трусливо оставив щелку в двери:чтобы никто не заподозрил меня в порочных намерениях. Я впервые оказалась вобители Ангела, в их с Динкой обители, и, нельзя сказать, что она так ужактивно мне не понравилась. Комната и комната, чуть более жилая, чем всеостальные. Широкая кровать, утыкающаяся лбом в стену, внушительных размеровшкаф, комод с безделушками (рассматривать их у меня не было ни времени, нижелания), продавленное кресло и стол с ноутбуком. Стол был самой модерновойвещью среди полуантикварного старья, у его подножия валялся Динкин рюкзак сосбившимися в комок шмотками. Кем-кем, а аккуратисткой Динка никогда не была, явечно ходила за ней и, сжав зубы, собирала небрежно сброшенное белье…

Бросив еще один взгляд на дверь, я уселась в кресло у столаи включила ноутбук. Точно такой же был и у нас, вот только раскладки клавиатурыне совпадали.

Но это не помешало мне включить компьютер, и спустя минуту яуже была в Сети. Стараясь не путаться в пальцах и латинских буквах, я набрала в«search» [16] «De bestiis et alus rebus» и принялась ждать. Каки следовало ожидать — ничего обнадеживающего: прогрессивное человечество ислыхом не слыхивало о бестиарии 1287 года рождения. И о Franciscum Laborde —тоже. И слава богу, слава cams, слава псам господним, тайна так и останетсятайной… Да и глупо было бы предположить, что умудренный веками «De bestiis etaliis rebus» доверился бы такой легкомысленной штуке, как Интернет… Покончив споисками нигде не зафиксированного бестиария, я набрала ссылку на наш с Динкойофициальный сайт. Привычка, оставшаяся от прошлых времен, когда о «Таисе»говорили все кому не лень. Кем мы только ни были: «Открытием года», «Скандаломгода», «Лицом новой раскрепощенной сексуальности России», «Ненормативнымдуэтом» и прочей легко запоминающейся дрянью. Сайтом одно время занималасьВиксан, и при Виксане он цвел махровым цветом скандалов и сплетен. Сплетни тожераспространяла Виксан, одна другой забористее и невероятнее. Она же продавалаих в жаждущую клубнички желтую прессу. Идеи этих сплетен, выдававшиеся заинформацию из надежных источников, приходили к ней после приличной дозы, онасама нам об этом рассказывала. Нисколько не стесняясь их чудовищной глупости ипошлости. Динка пару раз даже пыталась поколотить нашу поэтессу и пиарщицу заподобные трюки.